Мне жутко было произносить это даже мысленно, но правда в том, что мы, все трое, знали – Эвила больше с нами нет. Ниточка, протянутая от одного любящего сердца к другому больше не вилась и не тянулась, а лежала, черная, обуглившаяся.
– Тебе помочь? – поинтересовался Атайрон у матери.
Она отрицательно мотнула головой:
– Сама справлюсь.
Никто не сомневался – справится. И никто не удивился, когда мутная зеркальная поверхность словно загорелась изнутри пламенем. Когда пламя опало, вместо собственного отражения нашим взглядам предстала незнакомая комната.
Через мгновение с той стороны перед нами встал мужчина средних лет, в расцвете физических и нравственных сил, поджарый, как гончая и лысый, словно колено. С грубого, но далеко не глупого лица буравчиками глядели серые глаза.
– Леди Санистор? Признаться, не ожидал увидеть вас в своей почивальне.
– Не желаю тратить время на пустые разговоры, лорд Эппал.
– Лорд? Я владелец Розовый Песков и по праву считаюсь их королём!
– Так же, как и я не откликаюсь на титул «леди», милорд.
Боясь, что на выяснение титулов может уйти больше времени, чем у меня терпения, я встряла в разговор, игнорируя недобрый, возмущённый взгляд свекрови.
– Где мой муж и ваш король, милорд?
Мужчина перевёл на меня взгляд, колючий, как иней, когда к нему морозным утром прикасаешься голыми пальцами:
– Принцесса Анжелика, я полагаю? Ах, да, простите, не принцесса – вы же теперь королева? Или, если учитывать, что вы теперь вдова, всё же принцесса?
– Да какая разница? Где мой муж?!
– Там же, где и моя дочь, нужно полагать – в аду.
– Вы добрый отец, – с презрением протянул Атайрон.
– Я привык смотреть на вещи в их подлинном свете, даже если мне это и не по нутру, Чернокнижник, – сурово отчеканил герцог Розовых Песков. – Моя дочь самоубийца, как не горько и не стыдно это признавать. А самоубийц ждёт ад. Так же, как колдунов, трусов и узурпаторов.
– Хватит играть словами. Мы задали вам вопрос.
– И я дал вам на него ответ.
– Ещё три дня назад я выдвинул своё требование и клянусь, я предам огню каждую деревню, каждый лес, каждый замок в ваших владениях, если вы не вернёте нам моего брата.
– Если бы было что возвращать, идиот, неужели бы я не подчинился? Твой брат вместе с его крылатым монстром сгинули в самом пекле. Там им и место. Я даже тело его не могу вам вернуть – всё поглотила лава.
– Я не могу тебе верить на слово, – снова заговорила Хатериман.
Выглядела она спокойной, хоть и мрачной. Никогда не видела никого до такой степени бесчувственной или умеющей владеть собой.
– Ну так какие проблемы? – мрачно ухмыльнулся наш собеседник. – Приди и проверь всё на месте. Вы же, маги, это способны сделать? Считать информацию с камня, ветра, людского сознания? Приходите, если хотите. Я не стану чинить препятствий, – развёл он руками, широко ухмыльнувшись.
– Я свяжусь с тобой через четверть часа, – оповестила его свекровь. – Оставайся в зоне доступа.
Она взмахнула рукой, зеркало затянуло чёрным дымом и так и осталось, будто изнутри его задёрнули чёрной тканью.
Я думала, что готова к смерти Эвила, думала, что справлюсь, но я не справилась. Наверное, в глубине души я всё ещё надеялась на чудо, упрямо и вопреки логике и обстоятельствам. Как я не старалась, но слёзы брызнули из глаз.
В фильмах часто показывают, как в горе кричат. Может, кто-то и может. Но меня горе и боль всегда душат в прямом смысле слова, да так, что не то, что кричать, говорить почти не можешь. Хочется прислониться к чему-нибудь и поскорей уснуть, спрятаться, уйти от того, что кажется настолько больше тебя, что тебе это не вместить.
А сердце бьётся и ты, пусть с трудом, но дышишь. Боль не стихает и не убивает, она остаётся с тобой, как часть тебя. Как тень за твоей спиной, с которой вы отныне неразрывны.
– Что будем делать? – спросил Атайрон. – Мы не можем оставить всё, как есть. Если есть хотя бы малейший шанс, что Эвил жив и находится в руках наших врагов…
– Эта участь хуже смерти, – голос Хатериман звучал ровно.
Но в воображении воскрешал кружащийся над пепелищем пепел. Голос её был спокойным, чёрным, безнадёжным.
– Я должен пойти и убедиться, что Эппал говорит правду.
– Не ты. Пойду я. Не перечь мне. Как маг я сильнее тебя, как человек – старше, к тому же я всего лишь женщина.
– Но…
– Я не рискну единственным оставшимся у меня сыном даже ради возможности узнать об участи второго моего ребёнка. Я пойду сама, Атайрон. И это не обсуждается.
Сказано это было таким тоном, что отметало все возражения.
В тот момент я не могла не сочувствовать Хатериман, сила её духа восхищала меня так же, как ужасала её жестокость, как возмущал ледяной ум.