Прости

…К Новому году на факультете традиционно планировался большой концерт, к подготовке которого припрягали всех подряд. Потому что, как выражался Родионов, советская молодежь должна быть примером не только в учебе или работе, но и в культурном отдыхе. Меня никогда не тянуло в самодеятельность, но Дмитрия это не волновало:

– Ты же у нас мастер слова, – он поймал меня между парами и практически припер к стенке, во всех смыслах. – Вот и покажи, что умеешь. Подготовь… ну фельетон, что ли. Когда все мы дружными рядами движемся и прикладываем усилия, некоторые позволяют себе… – он ухмылялся, явно намекая на недавнее собрание.

Интересно, он и вправду рассчитывал, что я сотворю фельетон о самом себе? Когда перед глазами такой яркий пример злобного болтуна-карьериста – самого Дмитрия? Его пылкие речи спародировать было бы легче легкого. Но он, разумеется, и в комитете по подготовке был важной шишкой, и, сидя в жюри на прогоне, гарантированно завернул бы номер, выставляющий его, вожака и трибуна, кем-то вроде товарища Огурцова. Ну и неприятностями меня после такого афронта обеспечил бы по самую маковку. Неприятностей я не слишком боялся, но не впустую же! Одно дело – десяток человек жюри, и совсем другое – весь факультет (а фактически – половина института, по традиции, факультетские мероприятия проводили в разные дни, чтобы мы могли, так сказать, «ходить друг к другу в гости»).

Для начала я написал два варианта: концертный и «для прогона», в нем отсутствовали самые острые моменты. Этот вариант я проговаривал монотонно, без каких бы то ни было интонаций. Текст и ничего больше. Кто там станет вслушиваться в невыразительный бубнеж? Но главную, поистине неоценимую помощь оказал Мишка. Едва я вышел на сцену (в повседневной одежде, а вовсе не в том наряде, что придумал для концерта), лампы в зале и вокруг сцены принялись мигать, гаснуть и включаться, как будто с ума сошли. Комсорг наш вскочил, рассыпая громы и молнии в адрес осветителей, а я – я бубнил. Когда мое унылое (никто ж не вслушивался) выступление завершилось, Родионов, презрительно ухмыляясь, взял театральную паузу – мол, хочу казню, хочу милую, а монолог твой вообще туфта. И наконец милостиво кивнул:

– Ладно, сойдет.