Прости грехи наши… Книга первая

Анна, не выдержав взглядов сына и Дарьи, они будто обжигали ее, накинула платок и выбежала в хлев. Прислонясь, там к морозной, покрытой инеем стене, женщина заплакала, как девчонка.

Притихшие животные мирно отдыхали и не обращали на нее внимания. Лишь рябая корова, повернула в ее сторону голову и, удивленно поглядев своими большущими глазами на хозяйку, протяжно замычала. Анна кинулась к ней, будто расслышала в издаваемых скотиной звуках сочувствие. Обняла за пеструю шею буренку и навзрыд проголосила:

– Он уезжает, уезжает…

Ощущение потери любимого человека было настолько велико, что Анна невольно приравнивала его отъезд со смертью матери. В жизни женщины было не много людей, которые что-то значили для нее, но получалось так, что всех их она теряла, по-разному, но с одинаково нестерпимой болью в душе.

Заскрежетала несмазанная дверь, и ввалившийся Василий, уже навеселе, заметив жену, заорал во все горло:

– Ах, зачем эта ночь, так была хороша,

– Не болела бы грудь, не страдала б душа!

– Вот, ты где, рассказываешь корове про свою несчастную любовь! – загоготал он прямо Анне в лицо.

Женщина, широко раскрытыми глазами посмотрела в безобразно искаженный злорадством рот мужа, и презрение в одночасье пришло к ней.

Между тем, Василий продолжал издеваться:

– Ухажер-то твой сбежал… Своими глазами видел, как в автобус садился, поджав хвост, любовничек! – и опять дико засмеялся.

Анну чуть не стошнило от его звериного оскала. «И это…», – судорожно подумала женщина, – «То, ради чего я отказалась от собственного счастья? Это…. Это чудовище!», – эхом прокатилась ужасающая мысль внутри ее расстроенного горем рассудка, какую страшную ошибку она совершила!

Не говоря ни слова, Анна оттолкнула Василия и, освободив себе дорогу, бросилась, что есть силы бежать. «Я должна успеть!» – колотилось внутри ее сердце, выпавшим из гнезда птенцом, – «Должна!».

Платок упал наземь, раздетая, женщина выскочила на улицу и, засыпая в туфли снег, побежала уже по селу, забыв про холод и стыд, но… она опоздала.

Маленький ПАЗик желтым пятнышком маячил по занесенному снегом полю. Опустошенность, наполнившая существо несчастной, была сравнима разве с этим белым безбрежным пространством, которое поглотило мечту ее жизни, быть может, последнюю. Анна еще долго глядела вдаль, забыв про скорую на руку молву, и жить ей не хотелось.… Все, казалось, бесполезным и никчемным. И в эти роковые минуты женщина почувствовала чей-то неотступный взгляд, она обернулась.

Ярко-золотистая голова, как маленькое солнышко, виднелась из окна ее дома – единственное и последнее, что у нее осталось в этой жизни…

Анна сорвала несколько жухлых травинок и осторожно оглянулась на мужа.

Он сидел, сгорбившись, недвижимый и молчаливый, похожий на каменную глыбу. Стеклянные глаза его были устремлены в табличку с надписью: «Новорожденный Крушинин…».

Каждый год приезжали они с Василием на городское кладбище, чтобы оправить могилу и почтить память не задержавшегося в этом мире единственного их родного ребенка. И с каждым годом Василий все острее переживал случившуюся, однажды, трагедию. Здесь был похоронен, не только, его сын, но и мечта всей его жизни. Искореженная судьба, привидевшаяся как-то Василию в пьяном бреду, без разбора несла его по жизненным буеракам, не оставляя уже никакой надежды на лучшее.

– Вася, – тихо позвала его Анна, – мужнино плечо дрогнуло, казалось, вместе с ним зашевелилась и присохшая боль в душе Анны. Ей нелегко было видеть его страдания, когда собственные забирали все силы, – Давай помянем…

Василий опрокинул стопку и, глотнув воздуха, обнял жену, все так же молча.

Анна глянула на голубое небо в кружеве облаков, тяжело вздохнула:

– Вот, и весна пришла…, – сказала она бесцветным голосом и призналась, скорее самой себе, – У меня такое чувство, будто я в последний раз сюда приезжаю…

Васька круто развернул ее лицом к себе. Чересчур громкими показались его слова после долгого молчания:

– Да, ты что, Ань, такое говоришь-то! Да, мы еще с тобой! Да, мы…. мы…, – пытался придать он им уверенности, но последние прозвучали горько и обреченно. Сознавая, что фарс не удался, Василий обмяк, голова его снова поникла, и, вдруг, мужчина зарыдал как ребенок.

Анна встала. Ощущение, что будущего у нее нет, как ни странно не пугало ее больше.

– Пойдем, Вася. На автобус опоздаем…, – тихо, будто покоряясь судьбе, сказала женщина.

Весна в том году выдалась ранней и дружной. Соскучившаяся по теплу земля, подставляла солнцу свои промерзшие за зиму бока. Ее глыбы, перекорчеванные могучим железом тракторов, впитывали, теперь, благодатный свет, обильно лившийся с небес. Приласканная яркими жгучими лучами, она опять готова была цвести и плодотворить. И сады, тянувшие из ее недр живительные соки, вновь заблагоухали и белым кружевом раскинулись на темном теле своей кормилицы.

Зацвели и вишни под Крушининскими окнами, дружно, все сразу. Ванька запомнил этот день. Их лепестки кружились в воздухе, и стекали по розовому закату, как слезы по материнскому лицу.