Прости меня, Ксения! О святой блаженной Ксении Петербургской и другие истории

Пожалуй, окажись рядом люди, я сделала бы вид, что не расслышала ее. Слишком уж разителен был контраст между тем, как мы выглядели: нарядная молодая особа и старуха в нищенской одежонке. Но мы были одни. И нам, как говорится, было по пути. Поэтому, подхватив старушку под парализованную правую руку, я повела ее наверх. Однако почти сразу же убедилась в опрометчивости своего поступка. Поскольку у моей спутницы оказалась парализована не только рука, но и нога. Так что пару раз мы не свалились вниз лишь чудом. Вдобавок, одолев очередной лестничный пролет, приходилось останавливаться и ждать, пока старушка наконец отдышится и сможет продолжить восхождение. Одним словом, чем выше мы поднимались, тем больше я жалела о том, что взялась тащить на колокольню незнакомую старуху. Причем явно ненормальную, поскольку было совершенно непонятно, с какой стати ей понадобилось лезть туда.

В итоге, когда мы наконец оказались наверху, у меня уже пропал всякий интерес к созерцанию окрестных красот. Зато моя спутница, вглядываясь в небо полуслепыми светло-голубыми глазами, прямо-таки светилась от счастья:

– Как же хорошо! Господи, как же хорошо-то у Тебя! Привел Ты меня дойти! Слава Тебе, Господи!

Она неловко крестилась здоровой левой рукой, позабыв об упавшей на пол палке. А в глазах у нее стояли слезы…

Спуск вниз оказался еще более долгим и опасным, чем подъем. Он окончательно обессилил старушку, так что последний лестничный пролет я буквально тащила ее на себе. И не оставалось никаких сомнений в том, что самостоятельно дойти до дома она уже не сможет. К счастью, поблизости от храма стояло такси. Кое-как втащив старушку на заднее сиденье, я бессильно плюхнулась на переднее, рядом с водителем, и машина тронулась. Правда, сперва я не могла понять, куда мы едем. Потому что не удосужилась спросить у своей странной спутницы ее адрес. Однако, судя по ухмылке таксиста при виде старушки, ему это явно было известно. Что до нее самой, то она всю дорогу что-то говорила. Взахлеб и невпопад, как те люди, что после долгого молчания наконец-то обрели собеседника. Там было что-то про эвакуацию и бомбежки, в одной из которых погибла ее семья. Про детдом и лесозавод, где она работала с пятнадцати лет. Про мужа-фельдшера, из высланных, который был такой хороший человек, даже ни разу не побил ее… только вот детей им Бог не дал… и вот уже десятый год, как его не стало… да вот, слава Богу, добрые люди не оставили, пристроили в инвалидный дом, а там тепло, и крыша над головой, и воду носить не надо – сама по трубам бежит, и одежду дают, и кормят целых три раза в день… А еще про то, как давным-давно, в детстве, тетушка, послушница из закрытого монастыря, рассказывала ей про Бога, что живет на небе… И как ей все хотелось подняться на колокольню, что была в их селе, потому что ей казалось, что с нее до неба совсем близко… да только не довелось тогда, а вот теперь Бог привел… Рассказывая все это, она благодарила и Бога, и добрых людей, которых Он ей посылал всю жизнь, и страну, которая заботится о старых людях, таких, как она… Так что ее речь была сплошным славословием, неудержимым и радостным.