Прости за любовь

Я сижу на диване в нашей с Генрихом квартире (именно в нашей квартире, мне здесь спокойно и уютно, как дома в детстве, даже несмотря ни на что), обхватив себя руками, и хлюпаю носом.

— Забыли они. Забыли — получите, — смеётся по-доброму Танюшка. — Эх, Вика, ты у меня, подруга, как маленькая… Вот уверена, Генрих только рад будет.

— Ага, — перечу я. — А если ребёнок не его, а Макса? Он тоже рад будет?

— Вот здесь ничего сказать не могу, — задумчиво говорит Таня. — Если любит, то поймёт. Ты ему, конечное, ничего не рассказала?

— Нет… — мрачно произношу я. — А надо было? — задаю я глупый вопрос, Танюша лишь пожимает плечами.

Что мне делать? Я так давно хотела ребёнка, уговаривала Максима. А сейчас? Что мне делать сейчас?

«Мамочка, миленькая, подскажи мне… Я запуталась, мамочка…».

Наверное, впервые после ухода мамы, я ощущаю эту дикою тоску и одиночество без неё. Как жестока жизнь… В тот момент, когда мама заболела, я была занята Максимом. Он сломал ногу и сидел дома, требуя, чтобы нянька в моём лице находилась всегда под рукой. Мне даже пришлось взять отпуск, чтобы ухаживать за ним. С мамочкой я разговаривала каждый день по телефону, но она ничего не говорила насколько серьёзно её заболевание, а я поехать к ней не могла, нянчась с этим самовлюблённым верзилой. Лишь накануне операции я не выдержала, психанула и уехала к мамочке. Как она изменилась за время болезни, как-то резко похудела и состарилась в одночасье. Рядом с ней всё это время находился её муж. Виктор очень любил мою маму, оберегал и заботился о ней…

«Мамочка, прости меня… Я была такой дурой…»

В тот день мы долго с ней разговаривали, а потом пришёл врач и попросил покинуть палату, нужно было готовить больную к операции.

А потом мамы не стало… Она не проснулась, во время операции произошла остановка сердца…

К Максиму вернулась через неделю. Всё это время он даже не звонил, как, впрочем, и я. По возвращению Максим даже не поинтересовался моим состоянием. Бросил только одно: «Чтобы чёрных шмоток на тебе не видел. Через неделю мою днюху отмечаем в ресторане. Займись организацией праздника. Я пригласил всех друзей». Вот это и было выражение сочувствия с его стороны.

Почему я после всего этого осталась с Максом? Почему не ушла от него? Ведь я уже чётко знала, что он любит только самого себя. А я для него не больше, чем удобная прислуга. Не знаю… Может побоялась ещё большего одиночества.

Все следующие две недели после приёма у врача я прячусь у Татьяны. Игнорирую звонки Генриха, который сейчас находится у родителей и названивает мне по нескольку раз в день из далёкой Германии, и Дашки. Разговоры с нею сведены до минимума. Даша очень догадливая особа, хотя и мною очень любимая, и может докопаться до истины, а я этого сейчас не хочу. Но и так дальше продолжаться не может. Мне нужно поставить точку. Одну большую жирную точку. Но я так боюсь…

Боюсь, что я ошибусь и точку поставлю не там. И неправильно поставленной точкой раз и навсегда испорчу всё, в первую очередь перечеркну отношения с Генрихом. Я люблю его! Я не хочу его терять… Он мой воздух, моё солнце, моя жизнь…

Лежу на кровати, отвернувшись к стене от всего мира. Даже себе не могу честно признаться, права ли я, сделав такой выбор.

— Вика, ну услышь меня… — Татьяна присаживается рядом, и её рука заботливо ложится на моё плечо. Подруга в очередной раз делает попытку достучаться до моего разума. — Это же твой ребёнок, твоя кроха. Ей же сейчас так страшно от твоих мыслей. Страшно и одиноко. Вспомни сколько слёз ты пролила, когда тебе без твоего согласия сделали аборт. Как ты тогда ненавидела Максима… А сейчас ты сама хочешь убить малышку? Для тебя разве есть разница, кто её отец? Неужели ты своего ребёнка будешь больше или меньше любить, будь отцом Генрих или Максим? Я не верю в это!.. Вика, ты не такая!..

— Нет… Я всё решила. Во вторник после работы ты подвезёшь меня до больницы? — поворачиваю голову и смотрю на Татьяну, пытаюсь найти в её глазах хоть капельку сочувствия, но вижу только укор. — Пожалуйста, — молю я и честно признаюсь, — я боюсь…

На глаза наворачиваются предательские слёзы, и Танюша уступает мне.

— Хорошо, — резко отвечает подруга, — но у меня есть одно условие. И не дав мне вставить ни одного слова, продолжает. — На выходные мы едем к твоей бабушке, и ты ей всё рассказываешь. Рассказываешь всё, без утайки, не щадя ни себя, ни мужчин.

Понимаю, рассказав всё бабушке, у меня не будет выбора. Я слишком хорошо её знаю, это знает и Татьяна. Сама не знаю почему, но соглашаюсь с условием подруги.

Очередную ночь не сплю. Мысли только о Генрихе…