— Тише, маленькая, расслабься. Всё хорошо, моя девочка. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы обращать внимание на мелочи, — шепчу только для неё одной, нежно держа в крепких объятиях.
Осознаю, Вика хочет вынырнуть из объятий, знаю, что должен отпустить, но не могу разжать руки. Это выше моих сил. Через некоторое время Вика расслабляется, кладёт свою ладошку мне на грудь, прижимается ко мне щекой. Пальчиками скользит по моему джемперу.
— Пойдём на улицу, — шепчет она и делает шаг в направлении двери.
Мы быстро одеваемся и выходим. Погода по-весеннему переменчивая. Солнышко ласково греет, а вот ветерок ещё холодный. Отходим от дома и останавливаемся посреди двора под лучами солнышка, притягиваю к себе Викторию и целую. Теперь моя девочка не сопротивляется, а отвечает на мои поцелуи. Терзаю сладкие губки моей Вики, наслаждаясь поцелуем. Она обнимает в ответ и лишь крепче прижимается ко мне, обхватив руками. Прерываю поцелуй и упираюсь лбом в лоб Виктории. Пытаемся восстановить дыхание.
— Я люблю тебя, моя девочка, — выдыхаю я.
Вика опускает голову, пряча лицо у меня на груди, и шепчет:
— Извини меня. Я виновата перед тобой. Нужно было сразу всё рассказать, а я испугалась.
Голос Вики начинает дрожать, предвещая её горькие слёзки.
— Тише, моя маленькая, прошу тебя, не плачь. Ты ни в чём не виновата, — пытаюсь успокоить, но Вика со свойственной ей упёртостью пытается возражать. — Вика, если хочешь поговорить об этом, мы поговорим, но позднее. Сейчас ты должна успокоиться, нагулять аппетит и хорошо покушать. Малышка должна хорошо питаться, иначе съест тебя. И мне ничего не оставит, — улыбаюсь я, приподнимаю милое личико Вики за подбородок и подставляю его солнышку. — Не хочешь, чтобы я тебя целовал, пусть целует солнышко.
Вика одаривает меня своей восхитительной улыбкой и застенчиво отвечает:
— Хочу, но… — и тут её светлая улыбка исчезает с лица, а в глазах появляется испуг.
— Прекрасно, значит буду целовать, — вновь завладеваю её губками, но Вика не отвечает на мой поцелуй, даже губки сжала. Не хочу настырничать, моя девочка оттает сама. Отрываюсь от её губок, чмокаю в носик и спрашиваю, — Вика, а папа где?
— Отец в бабушкиной квартире эту неделю живёт. Он не выдержал бабьего батальона. Мы всю неделю здесь с подругой обитаем и её дочерью. Это они только сегодня к Таниным родителям в гости поехали, прихватив с собой Оленьку. Должны скоро приехать.
— Так ты здесь с Таней? — интересуюсь я.
— Да, — отвечает Вика и смотрит на меня своими потрясающими глазками цвета жженого сахара.
Не могу удержаться и вновь целую.
Гуляем долго. Обходим всю территорию. За домом располагается огород, теплица, банька, небольшой сад. Всё ухожено, прямо как у моих родителей, с одной лишь разницей: здесь всё делают отец и бабушка Вики, а там садовник и экономка. Да и площадь у нас значительно больше.
Вика мне рассказывает несколько забавных случаев из своего детства, но в итоге горько заключает:
— Мы были счастливы здесь. Но родители расстались. Папа настаивал, что это дом мой и мамин. Мама отказывалась жить здесь, говорила, что ей тяжело засыпать в их спальне одной, но и мириться с папой не хотела, хотя и любила только его. После развода родителей, мы с мамой жили у бабули, а здесь жил папа с бабушкой Маней. Родители долго жили по одному, а потом мама вышла замуж, через пару лет родила Оленьку. Виктор был младше её, но очень любил маму. Папа вскоре тоже женился, но детей во втором браке у него нет. Полина, так зовут папину жену, долго добивалась его. Они с мамой даже дружили какое-то время, ещё до развода родителей. Поля постоянно всякую чушь про папу говорила, чтобы его с мамой рассорить. Мама велась на эти басни, не верила папе. Обидно… Любить друг друга, но причинять друг другу боль… Глупо…
Мы стояли на залитой солнцем лужайке, вокруг чирикали птички. Я слушал свою девочку и не знал, как утешить её сердечко.
— Вика, я люблю тебя, маленькая. Пожалуйста, дай нам шанс. Мы любим друг друга, — я даже не даю себе права сомневаться в том, что и Вика любит меня. — Позволь малышке появиться на свет и расти в окружении любящих родителей.
Прижимаю её к себе, целую её волосы, а у самого сердце заходится от тоски, боли и страха. Только бы не оттолкнула. Всё смогу, всё выдержу, только её равнодушия пережить не смогу…
Вика, замерев в моих объятиях, стоит, молчит, лишь аккуратно поглаживает ткань моего пальто.
Бабушка зовёт нас обедать, и мы направляемся к дому. Я так и не получаю ответ Вики. Что за несносная девчонка? Почему молчит?..
Пока Вика моет руки и приводит себя в порядок после прогулки, делаю для своей девочки суп-пюре, измельчая прекрасный бабушкин суп блендером, сверху добавляю свежую зелень. Готово! Именно такими супами я кормил Дашку во время токсикоза. Дашкин организм противился любой жидкости, может и здесь прокатит.
Бабушка, разговаривая со мной, наблюдает за моими действами и улыбается.
— Клавдия Ивановна, — я, слыша шум воды в ванной, решаюсь задать свой вопрос бабушке, — а когда это с Викой произошло?