Простить нельзя помиловать

– О! Тоже неплохо. Роскошная грудь у этой женщины. Недавно показывали ее визит в Москву: постарела, конечно, но все еще хороша. Так что если вы станете похожей на нее…

– Вы в меня влюбитесь!

Это должно было прозвучать шуткой, но у обоих отчего-то съежились улыбки, как будто они заглянули в окно и увидели чужую любовь. И стало неловко до того, что Лиля пробормотала:

– Такие вот дела…

А Костальский оглянулся на столик:

– Сока не хотите? А то я тут все выдул у вас…

– Нет, не хочется.

– Я вас утомил, похоже, а вам нужно набираться сил. Может, поспите?

Она покорно согласилась:

– Наверное, нужно поспать. Время быстрей пройдет.

– Вы так торопитесь покинуть меня?

– Но вы же не станете меня удерживать?

Так он и ушел, унося не высказанным ответ, который еще в нем не сформировался, не оформился ни в слова, ни в желание. Да и стоило ли что-то отвечать, она сама все понимает…

В любом случае у них остается их будущая жизнь.

* * *

– Можно я вас нарисую?

– Меня? – Лиля изумилась совершенно искренне. Никто никогда не предлагал ей этого. – А поинтересней лица здесь разве нету? Нашла на кого бумагу тратить…

Дина упрямо нахмурилась и стала похожа на обиженного бычка с крутым и смуглым от природы лбом. Забавная такая девочка. Даже представлять не хочется, каково ей одной в целом мире… Так Лиля сама жила до своей Танюшки. Нет, у нее все-таки были и родители, и сестра, и даже муж какое-то время. И все же только когда маленькое, еще не виданное, не названное шевельнулось в ней, быстрым пузырьком пробежало по низу живота, она почувствовала, как ощущение одиночества осыпается с души бесцветной пыльцой.

Если слабая память не изменяет, усмехнулась Лиля про себя, впервые она осознала одиночество, когда ее везли в госпиталь. Знать бы сразу, как там будет весело и скольких она обретет друзей, может, и не крючило бы так всю дорогу. Правда, и там иногда все же прихватывало и тянуло погрузиться в одиночество еще большее, лишенное детских голосов и беззлобных окриков нянечек. Чтобы изведать в полной мере и освободиться. Но как спрятаться от других, если загипсованная лежишь на кровати?

Дина, насупившись, продолжала настаивать:

– А мне хочется вас нарисовать.

– Ну, если так хочется… – не чувствуя желания продолжать борьбу, сдалась Лиля. – Не могу вам отказать, девушка! А мой изящный носик можешь подкоротить на портрете? Ну, хоть чуть-чуть!

– Да нормальный у вас нос, что вы к нему прицепились?!

– Я – к нему? Я всегда думала, что это он ко мне…

Дина деловито распорядилась:

– Лежите-ка и не шевелитесь.

– Господи, да я только этим и занимаюсь! Яки чурка с глазами… Такие вот дела, – так она говорила, когда разговор не клеился и следовало заполнить паузу.

Смешная девочка. Высунула кончик языка – так старается. Как может ребенок нарисовать портрет? Для этого нужно влезть в шкуру того, кто перед тобой, презрев его естественное желание покрасоваться перед будущей публикой. Разве это под силу семнадцатилетней, еще ничего толком в этой жизни не пережившей? Хотя как раз этой девочке может открыться большее, чем любой из ее сверстниц. Вот только Дина с радостью отказалась бы от этого страшного дара, можно не сомневаться…

Как Игорь Андреевич, не колеблясь, отрекся бы от таланта хирурга, лишь вернуть свою маленькую дочь… После их странного разговора Лиля ночью расспросила о Костальском медсестру, и вновь открывшееся об этом человеке то, чего она не знала до сих пор, словно высветило его особым, всепроникающим лучом, а ее сердце обволокло жалостью. И сразу стало понятно, почему он назвал свою жизнь невыносимо долгой… А она еще смела удивиться, к счастью, не высказав этого вслух, на что ему-то в этой жизни жаловаться?! Известный хирург, красивый мужчина, любимец больных и персонала. Бедный, бедный…

Лиле представились его безрадостные возвращения домой: никто не ждет, никто не бросится на шею, даже не крикнет: «Привет!» из соседней комнаты в том случае, если подойти лень… Сразу включается телевизор, и чайник, и микроволновка – побольше шумов, чтобы уши не закладывало от тишины. Но это все – мертвые звуки, только подчеркивающие отсутствие живых голосов. Хотя бы одного голоска… Как же это страшно, господи!

– Ну, что там получается? – вспомнила она о девочке. – Не очень жутко?

– Просто коленки трясутся, – хмыкнула Дина.

Она работала, положив на спинку стула (сидеть-то все еще нельзя!) обнаружившийся у Лили толстый журнал с расстеленным сверху листом. Обычный, А4, не слишком хорош для рисования, но выбирать не приходится. Спасибо уже на том, что и таким одна из Маш поделилась, и то лишь потому, что Лиля попросила. Ей никто не отказывает.