Простите, простите, простите меня…

Я – в Москве. Угнетен и рассеян,
по давнишней Мещанской бежал.
Вдруг – пахнуло… Листвою осенней
погребенный, как жалок, как мал
Ботанический сад наш! В Грохольском
переулке размером в пятак.
Не припомню, за вход сюда – сколько?
Ну, а через забор – и за так.
Были девочки в темной аллее,
с книжкой каждая. Запах пруда.
Были лилии. Стоя, белели.
Было… После уроков – сюда.

У забора стою. Только запах

облетелой листвы. Где они,
эти девочки в светлых панамах
на скамейках в подвижной тени?

«Звезды тех, еще тридцатых лет…»

Звезды тех, еще тридцатых лет.
Вы светили сквозь слои печалей…
Меченные мрачною печатью
отрочества, мы ходили вслед
девочкам, которые носили
шубки москвошвеевского стиля…
Этих звезд уже в помине нет.

А капли сверк, сверк…

«Ты, музыка, так беспредметна…»

Алисе Фрейндлих

Ты, музыка, так беспредметна —
нет бань, собак, древесных крон,
а лепет флейт и громы медных —
лишь звуки. Боль, удар и стон.

В тебе я не ищу порядка.

Восторг с печалью пополам.
В тебе безмерно то, что кратко
и смутно жизнь шепнула нам.

«Тихо в доме, ах как тихо в доме…»

Слушая Шопена

Тихо в доме, ах как тихо в доме,
за окошком снег, и он не слышен.
Медленный рояль роняет громы.
То пониже громы, то повыше.
То взбираюсь в черные высоты,
то внезапно рушусь в немоту…
И забыты все обиды, все заботы
в тихом доме, в тихом снеге на лету.

«А капли сверк, сверк…»

Слушая Скрябина

А капли сверк, сверк,
травинки мокнут…
Травинки вверх, вверх,
хотя б немного.

И горы вверх, вверх

еще немного,
там нет дорог, вех,
им одиноко.

И трубы вверх, вверх,

уже охрипли,
сзывают всех, всех,
вопят, как выпи!

А сердце вниз, вниз,

вот-вот устанешь,
вот-вот падешь ниц,
уже не встанешь…

«Музыка – беседа с Богом…»

Музыка – беседа с Богом.
Поначалу как могла —
визги дудки, рыки рога,
где не свет еще, а мгла.
Научилась понемногу
светлым громам, струнным звонам…
Разговаривает с Богом,
слушающим изумленно.

Соната

– Попрошу вас, мне того салата
и, пожалуй, этого вина.
– Тишина! Товарищи, соната!
Митя исполняет нам сонату! —
Пианиста слушает жена.

Музыка между столами бродит,

неуместно так обнажена.
Вина, воды, фрукты, бутерброды…
Пианиста слушает жена.

Нет, кому нужна сейчас соната!

Ладно, ее дело сторона.
– Кстати, он сильней играл когда-то. —
Пианиста слушает жена.

Листопад аплодисментов пылких.

Лишь одна не хлопает она.
Тосты, клики, вилки и бутылки…
Пианиста слушает жена.

«Творчество человеческое – это вызов…»

Творчество человеческое – это вызов
небытию, необжитой пустоте мироздания.

Он сжёг себя на площади центральной

Воспоминание о сороковом годе