Глеб вышел, оставляя меня одну. В зале тихо, я чувствую запах пыли как в коридоре. Что странно, мне он нравится. Есть люди, у которых в памяти всплывают важные моменты, стоит им вдохнуть аромат, который они слышали именно в ту минуту. Я помню запах роз, нежный, но со сладковатыми нотами – сад Натальи Матвеевны, а следом и первое знакомство с Глебом. Помню запах жареной картошки и бургера, очень странный запах, но в памяти всплывают картинки нашего с Глебом свидания, назову его так. Запах ели и запеченной утки – Рождество дома, паленая резина – первые в жизни гонки, новая книга, что еще хранит запах типографии, – библиотека отца, где мне рассказали о моем замужестве с Глебом. Теперь еще пыль и попкорн – кинотеатр, куда пригласил меня Глеб Навицкий.
– Карамельный – для тебя, соленый – для меня, – Глеб вернулся быстро, неся в руках две больших картонных коробки.
Беру одну штучку, сладкую, отправляю в рот. Приторная сладость до жжения на кончике языка. Кроме запахов, человеку свойственно и запоминать вкусы. Я запомню именно этот. Даже самый дорогой и вкусный Швейцарский шоколад не будет достоин моего внимания – истинное наслаждение именно эта карамель, от которой будет тошнить и болеть живот. Но он важен. Как и этот запах пыли, этот кинотеатр, этот день.
– Вкусно, – говорю я.
– Попробуй соленый. Мне он больше нравится.
Отправляю в рот воздушную кукурузу. Рецепторы языка в бешенстве от контрастности. Как тысячи фейерверков, что взорвались в моем рту. Полярно, но прекрасно.
– Спасибо. Вкусно. Но я остановлю свой выбор на карамельном.
– Так и знал, что ты сластушка.
– А ты – нет.
– Ну почему же, – Глеб смотрит на мои губы.
– Шоколад не в счет, – уловила я его намеки. – Помимо него, есть что-то, отчего можешь потерять голову? Ириски, карамельки? Блинчики?
– Наверное, кекс с изюмом. Или как его называют? В общем, то, что готовят на Рождество в Европе. Только без орехов. Помню давно, еще до всей этой вечной истории с Англией, мы с семьей справляли Новый год дома. Мама приготовила такой кекс. И мы все вместе его ели и запивали вкусным чаем с мятой. Было здорово. Смех, теплые истории, воспоминания, – Глеб говорил тихо. Я понимаю, как ценно это для него.
– На орехи у тебя тоже аллергия?
Глеб засмеялся. Его смех заразительный. Всегда таким был.
– Да, балеринка. И на орехи.
– Огласи тогда весь список, вдруг я решу что-нибудь приготовить.
– Ну, про шоколад ты знаешь, точнее на какао-бобы, на орехи, на все. Это из еды. А еще на какой-то цветок. У бабушки на кухне стоял. Возможно, на такое страшненькое, его еще от моли покупали. Название жуткое, противное, словно плевок.
– Герань?
– Может быть.
Мы узнавали друг друга потихоньку. Слово за словом. Глеб рассказывал мне о своем детстве, о событиях, что никто не знал. Это был взгляд маленького мальчика, ненужного своей семье. Про учебу в Англии, их вечеринки. Только не стал делиться воспоминаниями о девчонках.
Я же рассказала про свое детство, потом про поступление, про Париж, куда любила ездить поздней весной. Потому что туристов еще немного, и можно найти свободное место на Марсовом поле для пикника. Парадокс в том, что мне не нравится Эйфелева башня, хоть и является символом Парижа. Бездушное сооружение, что портит поистине прекрасный вид на превосходный город. Как-то поделилась этой мыслью с парижанкой, и наши мысли в этом вопросе сошлись. Французы не любят ее и никогда не любили. Но мне нравится Нотр-Дам, прогулки по Сене и Мулен Руж. Наверное, именно в те моменты и просыпалась темная Мила, что привлекла Глеба.
– Молодые люди, мне как, фильм то показывать? А то после вас сеансы будут, продлить аренду уже не получится.
– Да, запускайте. Мы готовы, – Глеб подмигнул мне, а я поняла, какой фильм будем смотреть.
Зал погрузился во тьму. Интимно, что рецепторы заставляют чувствовать все в десятки раз сильнее. Рука Глеба накрывает мое колено и аккуратно его сжимает. Потом он ведет свою руку вверх.
– А джинсы зачем надела? Такой момент запорола, Мила Навицкая.
– Так холодно на улице, Глеб Навицкий.
На экране картинки. Это приключение, где в Англии юный Джим Хокинс, доктор Ливси и сквайр Трелони случайно стали обладателями карты капитана Флинта, на которой указаны координаты острова в океане, где спрятаны сокровища.
Три часа, что пролетели как мгновение. Глеб не отрывался от экрана от слова совсем, он был весь в фильме. Улыбался, иногда смеялся, хмурился. Я часто наблюдала за ним. Наверное, как и он за мной, когда мы с ним вместе были на спектакле в театре. В такие моменты человек показывает свои истинные эмоции. Когда вовлечен, когда заинтересован, когда полностью поглощен происходящим. Как я сейчас осознала, не важно, экран кинотеатра это или сцена Большого театра.
– Никогда бы не подумала, что ты любитель советских фильмов.
– Этот особенный.
– Чем же?