Полное превращение генома слона в геном шерстистого мамонта предполагает изменение более 1,5 миллионов букв ДНК, и при этом нет гарантий того, что полученные отредактированные клетки слонов смогут быть использованы для получения фактической беременности. Даже если это возможно, будет ли полученное животное, рожденное слоном и лишенное своей изначальной среды обитания, действительно шерстистым мамонтом? Или же в таком случае это будет просто слон, обладающий новыми чертами и признаками, вдохновленными генетикой шерстистых мамонтов?
С тех пор как обществу стало известно об экспериментах, подобных этим, люди горячо их обсуждали и пытались решить, достойны ли они восхищения, прискорбны или же истина где-то посередине. В широком научном сообществе жюри все же отсутствует. И в самом деле, какой смысл возрождать шерстистого мамонта или любой другой вид вымерших животных? Одна из причин может показаться удивительной – это удивление и восхищение возможностями, предоставляемыми природой и наукой на самом высоком уровне. Некоторые люди обожают посещать зоопарки или ездят на сафари только лишь для того, чтобы понаблюдать за львами и жирафами вблизи; представьте себе, какой это был бы захватывающий, полный будоражащих эмоций опыт – встретиться лицом к лицу с настоящим мамонтом! Другие мотивы для того, чтобы сделать геном слона, чтобы превратить его в более шерстистого, похожего на мамонта, включают спасение исчезающих видов азиатских слонов и уменьшение выброса углерода.
Существует также этический вопрос о возрождении животных. Если мы довели вид до исчезновения и теперь у нас есть сила для того, чтобы вернуть его обратно на планету Земля, обязаны ли это сделать? Стоит ли делать это? Одна из компаний, возглавляющих движение за возрождение вымерших животных, Long Now Foundation, верит в необходимость этого. Миссия организации состоит в том, чтобы «улучшить биоразнообразие путем генетического спасения исчезающих и вымерших видов» с использования инструментов генной инженерии и биологии. Long Now Foundation принимает участие и в процессе возрождения вымерших видов животных, и в предотвращении их исчезновения и вымирания. В списке кандидатов на возрождение находятся странствующие голуби – вид семейства голубиных из монотипического рода Ectopistes, который был уничтожен охотой в XIX веке; бескрылые гагарки – крупные нелетающие птицы семейства чистиковых, вымершие в середине XIX века (количество этих птиц резко сократилось в XVI веке: люди убивали их ради получения пуха), и заботливые лягушки, которых так назвали, потому что это единственные в мире животные, вынашивающие потомство в желудке. Эти лягушки были уничтожены примерно в 1980 году патогенными грибами, завезенными людьми в естественную среду обитания лягушек.
Тем не менее остаётся далеко спорным то, будут ли возрождённые виды гостеприимно приняты современным миром или что их повторное привнесение в живую природу не будет предоставлять риска – для них самих и для нас. Точно так же, как вид животных, обитающих в одной среде, может нанести экологический ущерб чужеродной, вымершие виды могут сильно нарушить экосистемы, в которые они попали.
Есть и другие веские причины выступать против использования CRISPR для возрождения исчезнувших видов зверей. Здесь спор разворачивается вокруг того же аргумента, что используется против создания спроектированных новых видов животных, обладающих характерными уникальными чертами: мы должны учитывать нормы морали по отношению к животным и их благополучие. Иногда животным приходится терпеть много страданий, таких как уродства и преждевременная смерть, которые обычно сопровождают процедуры клонирования. Как мы можем оправдать такие страдания животных в ходе научных исследований, которые почти наверняка никогда не повлияют или не улучшат здоровье человека? Не отвлечет ли нас сконцентрированность на возрождении животных от защиты существующих исчезающих видов или жестокого обращения с беспризорными домашними животными? И на более базовом уровне, если мы можем избежать грубого вторжения в природу, которое уже и так имело место, не лучше ли избежать его?
CRISPR заставляет нас сталкиваться с такими трудными, возможно, неопровержимыми вопросами, как эти, многие из которых сводятся к настоящим головоломкам об отношенияхмежду людьми и природой. Люди меняли генетический состав растений и животных задолго до появления генной инженерии. Должны ли мы воздерживаться от воздействия на окружающую среду с помощью этого нового инструмента, даже если в прошлом не проявляли такого ограничения? По сравнению с тем, что мы уже сделали с нашей планетой, умышленно или нет, редактирование генов на основе CRISPR менее естественно или более вредно? На эти вопросы нет простых ответов.