Просто Кэрол

Какая простая, тихая истина.

И я ворочаюсь с боку на бок, думая о том, когда же я успела коллапсировать. Почему я не горю, не выделяю энергию, не сопротивляюсь? Страдаю ли я недостатком сердца, или это просто серо-голубой ночной бред?

А звезда ли я вообще? Человек ли я? Может, просто тень, скользнувшая по лобовому стеклу чьего-то дорогого авто?…

Как раз когда я подумала про это, в сумке из-под ноута заскребся Спарки. Нет, тут же радостно брызнул светом ответ внутри меня, не тень. Я живая. Только живые приносят домой крыс с помойки.

* * *

В пятницу той же недели меня разбудил в половине восьмого утра требовательный стук в дверь. С трудом встав, я услышала из-за приоткрытого окна шорох гравия и чьи-то голоса. Подойдя, разглядела через закапанное мелким осенним дождем стекло паркующийся у дома автомобиль и суетящихся вокруг родителей. Вздохнув, я побрела в ванную. Школа сегодня отменяется.

Принимать душ, одеваться и приводить себя в порядок пришлось в ударном темпе, досматривая остатки сна. Когда я спустилась в гостиную, где уже сидели наши гости, вполне опрятно одетая и аккуратно накрашенная, миссис Адамсон, увидевшая меня первой, поморщилась:

— Мина, скажи, почему наша милая Кэрол в джинсах, этой ужасной шахтерской одежде? Ей некому помочь с выбором достойных вещей?

Я сжала зубы. Эта выскочка всегда разговаривает с моей матерью так, словно та — служанка, только потому, что папин бизнес зависит от ее мужа.

Пока мама что-то спокойно объясняла миссис Адамсон, я окинула взглядом присутствующих. Женщины, отец, сидящий в кресле с чашкой чая, похожий на большого старого льва, мистер Адамсон, вечно прячущий полноту в дизайнерских костюмах за полторы штуки баксов… А вот и кислая физиономия Джоэла, будь он неладен. Сидит и пялится на меня, кстати.

Следуя давно заложенной программе, я присела рядом с ним на краешек дивана. Завязался очередной «светский» разговор, в течение которого мне положено было изредка кивать и мотать головой. Все это убаюкивало меня, навевало тоску и какое-то оцепенение.

Вдруг я подумала о том, как хорошо сейчас на улице. Холодный, свежий, пронизанный серебряными нитями дождя воздух, светло-акварельное, почти осязаемо мокрое небо, лужи под ногами, по которым еще можно бегать босиком, потому что асфальт еще теплый этой непозволительно ранней осенью. Мне захотелось заорать, надеть легкое платье на голое тело и пробежать вот так по лужам квартал за кварталом, и поймать в ступню бутылочное стеклышко, и чтобы кровь растворилась в дождевой воде. А я бы, хромая, добрела до дома и заклеила бы пятку пластырем, предварительно промыв ранку. Может, остался бы шрам, и я бы иногда смотрела на него, с трудом вывернув ногу ступней наружу, как маленький белый осьминог.

— Джоэл?

— Да?

— Ты не хочешь пройтись?

Упс. На меня уставились четыре пары пораженных глаз. Сообразив, что только что ляпнула, я с трудом сглотнула.

В комнате воцарилась гробовое молчание, слышно было, как тяжело с сопением вырывается воздух из некрасивого в общем-то носа мистера Адамсона.

— Но ведь пупсичка простудится, — подала голос миссис Адамсон, видимо, настолько ошарашенная тем, что нужно объяснять такие шокирующее очевидные вещи, что даже обратилась прямо ко мне.

И правда было такое чувство, что я сказала что-то вроде «давайте соорудим гильотину, засунем Джоэла туда и посмотрим, что будет». Мне даже как-то стало неловко.

Но живительный шум дождя уже проник куда-то в горло, он звал меня, он звал присоединиться к своей сумасшедшей смеющейся пляске на грани жизни и смерти. Я поняла, что задыхаюсь в этой комнате. Что-то искрилось, билось внутри, не давая мыслить здраво, звало: «Прочь, прочь! В путь! В путь, там твое призвание, ты нашла его! Иди, ищи дальше, больше! Иди!»

Я поняла, что, если не выйду сейчас вон, потеряю себя навсегда.

И Кэрол Девенпорт, просто Кэрол, резко встала.

— Что же, тогда я, пожалуй, пойду одна. Желаю всем удачного дня.

Миссис Адамсон стиснула тонкую ручку чашечки из сервиза. Челюсть Джоэла отвисла. Папа был не в силах вымолвить слова, мама в ужасе закрыла глаза. Как же, Кэрол, будущая половинка Джоэла, его тыл, надежда и опора, призванная… как там… всю жизнь организовать досуг, служить верой и правдой и быть рядом и в горе, и в болезни…

Вприпрыжку, с удовольствием стуча ногами по дорогому паркету, я подбежала к двери, подхватила кеды и прямо в носках, как была, выбежала на улицу раньше, чем кто-то из присутствующих сумел оправиться и сказать хоть что-то.

Я вышла. Как вы думаете, кто меня встретил прямо у порога?

Свобода!

Первая в моей жизни, неуверенная еще в себе, наивная, маленькая, но имеющая силу настоящего цунами живая свобода. Свежая, непонятная, чудовищно могущественная. Я могла все, и я все хотела.