— Если ты боишься сказать мне, что ничего не выйдет, не бойся. Хватит уже думать о том,
— С чего ты решила, что я так думаю? — резко спрашивает он.
В его тоне проскользнула сталь.
Я удивленно смотрю на его лицо, выражение которого очень серьезное.
— Но я так подумала. Судя по тому, что ты не знал, как начать.
Я все верно поняла. Ведь так? Но Энтони опускает на руль голову.
— Эйв, — тихо говорит он. — Ты не права. Но я не виню тебя. Что тебе еще думать, если вспомнить наш разрыв? Ты уже разочаровалась.
Боль в его голосе меня пугает. Я не ожидала это услышать, поэтому продолжаю молчать, когда он поднимает голову и продолжает:
— Ты правда так считаешь?
— Как?
— Что между нами ничего не выйдет?
— Энтони, я…
— Просто ответь. Честно.
Я смотрю на свои колени.
— Правда. И это не потому, что было в прошлом году. — (Он издает недоверчивый ироничный смешок). — Ну, может отчасти. Но суть в том, что я не готова. Не готова погрузиться в отношения. Ты должен сам это понимать.
Энтони смотрит в ветровое стекло, на темную тихую улицу. В свете фонарей заметна вечерняя дымка.
— В том-то и ирония, что я все понимаю. И в твоей и в моей семье сейчас происходит нечто важное, скоро школа закончится и все в этом роде. Да, я понимаю, но… — Он замолкает на несколько секунд, — Если честно, я надеялся, что мы попытаемся.
Нет, я никогда не думала, что услышу от него подобное. Серьезно. Меня разрывает на части. Какая-то из этих частичек отчаянно хочет попытаться, хочет быть с Энтони. Но все остальные мыслят более рационально.
Кого мы хотим обмануть?
— Прости. — Это все что я могу сказать.
— Нет, — качает головой Энтони. — Не извиняйся, ведь ты права.
Я кладу руку на ручку двери и смотрю на него. Он смотрит на мою руку.
— У нас все будет хорошо, правда?
Он отвечает не сразу.
— Это единственная правда, в которую я верю.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Энтони
Хоккейный сезон нашего школьного округа подошел к концу. И я вздохнул с облегчением. Теперь можно посвятить гораздо больше времени любимому занятию. Когда на улице стало еще теплее, я перенес свой телескоп на чердак и теперь торчу там. Мама думает, что это мой протест против их развода (который, кстати, затягивается). Но всё совсем не так. У меня нет желания протестовать. Кто я такой, чтобы указывать людям, как им жить? Тем более своим родителям.
По всему чердаку разбросаны мои вещи: это справочники, подвижная карта звездного неба, старый и новый ноутбуки. Еще я принес проектор, но кажется, я его сломал, когда случайно уронил. Иногда я засыпаю на брошенном в углу матрасе.
И самое главное: ни у кого сюда доступа нет. Мама как-то попыталась, но я сменил замок и ношу ключи с собой. Для меня это важно. Даже ребят я сюда не вожу. Об этой части моей жизни им ничего не известно.
Сидя на самых верхних трибунах, я практически не слежу за игрой. Я жую жвачку, которую мне проспорил Бретт и листаю ленту в Инстаграме. Роб решил попробовать себя в качестве баскетболиста, ведь хоккейный сезон закончился, и прямо сейчас он с нашей школьной командой носится по корту.
Оторвавшись от экрана телефона, мой взгляд падает на нижние трибуны сбоку. Эйвери сидит между Уолтом и Розали. Она смеется. Здорово, что они с Розали снова дружат. Словно не было этих уродливых месяцев.
В эти выходные в городе пройдут ежегодное весеннее родео и ярмарка. В прошлом году я впервые увидел родео, хотя многие местные над этим лишь посмеиваются. Тем не менее, с близлежащих ферм привозят лошадей и устраивают соревнования, на которые приходит посмотреть весь город.
Мейсон заявил, что я должен помочь ему починить крышу именно в этот день.
— Успеем до ярмарки.
Но мы даже и не начинали. Вместо этого, Мейсона вызвали на работу, а я поехал смотреть родео.
После разговора с Эйвери в машине у меня появилось чувство незавершенности. Это ужасное чувство. Теперь стыд меня грызет еще больше и больнее, буквально разжигая внутренности. Вот что чувствует человек, когда его бросают. Когда ему говорят, что больше не хотят с ним отношений.
Вот что чувствовала Эйвери.
Соль в том, что это не было ее местью. Она была спокойной и рассудительной. Она больше ничего ко мне не чувствует. А я же наоборот. И это совершенно новое для меня чувство. Не то самое, что было в прошлом году. Совсем не то самое. Я влюбился в Эйвери Хейз заново, по-новому. Да, черт меня дери, я влюбился в нее!
Я рассказал об этом целым трем людям. Это Ноэль, Роб и Мейсон. Ноэль лишь фыркнул, затем рыкнул, но после облегченно вздохнул и сказал: «В этот раз я надеру тебе задницу, в случае чего». Это было так мило. Роб тоже не удивился, он просто сказал, что я идиот, раз сижу на заднице и ничего не предпринимаю.
И вот снова про мою задницу.