Просто плохо (СИ)

Я иду. Медленно. Кособоко. Выхожу в зал. Оглушает музыка. Стараюсь сосредоточиться, не расслабляться. От боли почти ничего не соображаю. В голове всплывает, что человек может многое вытерпеть, а так же ко многому привыкнуть. Черт… Эта штука раздирает меня изнутри.

Самое сложное – забраться на эту небольшую сцену. Я делаю это так неуклюже, что кто-то рядом смеется. Музыка затихает, чтобы вспыхнуть вновь. Уже знакомые мне ритмы. Глубокий вдох и…

Оказывается, мышцы живота как-то тесно связаны с теми самыми. Я думал, больно просто идти. Ничего подобного. В сотни раз мучительнее танцевать. Как же я раньше любил это делать… А теперь, похоже, возненавижу. Стараюсь, как могу, чтобы на моем лице ничего не отражалось, но дежурно улыбаться не могу. Мысли разные, глупые, пытаются меня отвлечь. Закрываю глаза. Тело живет своей жизнью, несмотря ни на что. Я весь покрыт потом, с головы до ног. Тяжело дышу. Пожалуйста, хватит. Пусть это кончится. Но это не кончается. Я все танцую и танцую.

Доволен ли Туманов? Что он дальше придумает?

Еще секунда и я упаду.

Наверное, кто-то там есть наверху. Музыка резко обрывается. Мне аплодируют. Я могу даже улыбаться в ответ. Не помню, как спустился, прихожу в себя, лишь когда чьи-то коготки впиваются в мое плечо. Рината.

— Что ж ты не сказал, что ты и здесь выступаешь?

Обижена, возмущена.

— Я не выступаю, — с трудом говорю я. Дыхание еще не восстановилось. – Попросили.

— Кто?

— Друг, — нужно поскорее отвлечь ее от этой темы, — а ты что здесь делаешь?

— На свидании, — она краснеет. Вижу это даже в полутьме зала.

— Рина, уходи отсюда.

— Ами, ты в своем репертуаре, если у нас не срослось, то что - мне ни с кем не встречаться теперь?

Женщины. Они всегда думают, что все наши мысли только о них. Я бы засмеялся, если бы не чувствовал себя так паршиво.

— Рина, я тебя очень прошу, уходи и не…

На мое плечо опускается тяжелая рука. Стас. К Ринате подходит ее кавалер. Кладет руку на талию.

— Пошли, — шепчут мне на ухо.

Девушка смущенно улыбается:

— Ну, до встречи.

Ее уводят, а Стас толкает меня к кабинету. Тут тише и прохладнее. Я падаю на диван и мечтаю умереть. Туманов хлопает в ладоши:

— Ты молодец. Танец – это твое. Больно?

— Нет, — вырывается у меня. Вот идиот.

Туманов усмехается.

— Точно? А то могу добавить. Вот, к примеру, замечательный образец черного цвета.

Я смотрю на все еще раскрытый чемоданчик и вижу огромный фаллоимитатор. Он в меня точно не влезет. Что-то внутри сжимается, позорно шепчу:

— Больно. Очень.

— Знаешь, я очень не люблю ложь. Еще раз услышу – убью.

Молчу. Слышу далекую музыку, ощущаю запах табака. И знаю, что действительно убьет. Ведь для него это проще простого.

— Ну, так и будешь сидеть с этой хренью в заднице?

Стаскиваю шаровары. Уже не стесняюсь никого. Побыстрей бы достать эту штуку… Я думал, что засовывать будет больно. Ничего подобного.

Сознание вернулось ко мне, когда Денис равнодушно поливал меня водой из бутылки. Минеральной почему-то. Пузырьки шипели у меня на лице.

— Поднимайся.

Лежу на полу. Голый. Красный фаллоимитатор валяется рядом. В кабинете никого нет, кроме нас.

Так как я не шевелюсь, мужчина рывком ставит меня на ноги. Сдерживаю стон. Дает сначала трусы с джинсами, потом водолазку, затем носки. Пальто он сам накидывает мне на плечи. В кеды я просто влезаю, наверное, умру, если нагнусь, чтобы зашнуровать их.

— Пошли.

Делаю шаг и вскрикиваю от боли. Почему все еще так больно?! Денис не меняется в лице, но подходит ко мне и берет под руку, ведет к выходу. Со стороны, наверное, выглядит, будто я пьяный, и ноги меня совершенно не держат.

Знакомая машина. Сытое урчание двигателя.

Как же мне плохо…

Дорога до дома занимает всего ничего. Когда машина останавливается, я дергаю дверь, хочу скорее оказаться в родных стенах, но падаю. Ноги отказываются ходить. Это настолько шокирует, что слезы буквально хлынули из глаз. Чертов садист… Ну почему? Я теперь ходить не смогу? Я почти что вою.

Денис обходит машину, смотрит на меня, тяжело вздыхает и берет на руки.

Сразу затыкаюсь. Он несет меня до подъезда, поднимается по ступенькам до лифта, и у него даже не сбивается дыхание. Вот это выносливость. В лифте он так же не опускает меня, на площадке одной рукой открывает дверь, заносит в спальню и укладывает на кровать прямо в одежде. Вместо спасибо я говорю:

— Убирайся.

Мужчина не меняется в лице, молча уходит, едва слышно хлопает дверью.

========== Часть четвертая ==========

Измученное тело просит сна. Я даю ему его. Сплю почти два дня подряд, поднимаясь только водички попить и в туалет. Последнее для меня как инквизиторская пытка.

Проснувшись в первый раз, через двенадцать часов, я обнаружил, что снова могу ходить. Даже не обрадовался.

На меня опустилась апатия. Ничего не хотелось. Простые, обязательные человеческие ритуалы, вроде чистки зубов, я делал с трудом. Волосы помыть сил не было.