– Ты славная девушка, красивая и добрая, и тебе будет очень больно, если ты напрасно прождешь его в церкви. Лучше смирись с тем, что с ним что-то случилось. Как-никак четыре человека погибли, милая. Майкл обязательно узнал бы про катастрофу и объявился, если бы с ним все было в порядке.
Эшли шмыгнула носом, из глаз у нее хлынули слезы. Какое-то время она безутешно рыдала, промокая глаза бумажным носовым платком, который вытащила из коробки на тумбочке. Наконец, шумно втянув носом воздух, ответила:
– Я пытаюсь из всех сил, вот только ни черта не получается. Я только… Я… продолжаю молиться, чтобы Майкл нашелся. Всякий раз, когда звонит телефон, я думаю, что это может оказаться он, правда. Что он сейчас засмеется и объяснит, что все это было дурацким розыгрышем.
– Майкл хороший мальчик, – возразила Джил. – Жестокость – это не про него. А это слишком жестокая шутка. Нет, мой сын ни за что бы так не поступил, он другой.
Повисла долгая пауза. В конце концов ее нарушила Эшли:
– Как вы, Джил?
– Не считая того, что схожу с ума от беспокойства за Майкла, более или менее в порядке, спасибо. Если что, Карли за мной присмотрит.
– Она уже приехала?
– Да, пару часов назад прилетела из Австралии. Завтра, думаю, будет несколько вялой из-за разницы во времени.
– Надо бы мне заглянуть к вам, поздороваться с Карли… – Девушка немного помолчала. – Понимаете, что я хочу сказать… Все эти люди, съезжающиеся отовсюду… Мы должны быть в церкви, просто чтобы встретить их, накормить, в конце концов. И можете себе представить, что произойдет, если нас там не будет, а Майкл все-таки появится?
– Ничего страшного, он поймет, что церемонию отменили из уважения к погибшим ребятам.
Зарыдав пуще прежнего, Эшли выдавила:
– Пожалуйста, Джил, пожалуйста, давайте поедем в церковь и проверим!
– Прими снотворное и поспи немного, милая.
– Я позвоню вам утром.
– Хорошо. Я встану пораньше.
– Спасибо за звонок.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – ответила Эшли.
Она положила трубку и в приливе энергии перекатилась по кровати, так что грудь вывалилась из распахнувшегося халатика, и взглянула на Марка, который голый лежал рядом под одеялом.
– Вот же тупая овца, совершенно ни о чем не догадывается! – Внезапно девушка ухмыльнулась во весь рот, ее лицо засветилось довольством. – Ни черта не просекает!
Эшли крепко обняла любовника за шею и страстно поцеловала его – сначала в губы, а затем стала нарочито медленно и неторопливо, чтобы побольше помучить, опускаться по телу Марка все ниже и ниже.
40
Майкл обливался потом под пуховым одеялом. Было жарко, очень жарко, непонятным образом одеяло сместилось так, что накрыло его с головой, и стало нечем дышать. По лицу сбегали ручейки воды и еще по рукам, ногам, пояснице. Он откинул одеяло, попытался сесть, но что-то тяжелое тут же вдарило ему по черепу, повалив обратно.
Всплеск.
«Ох, черт!»
Повсюду вокруг стояла вода. Мало того, казалось, она уже проникла внутрь его, как если бы кровь в жилах и вода в гробу перемешивались. Для описания этого процесса существовал какой-то специальный термин. Какое-то ученое слово, которое он отчаянно пытался ухватить, но оно неизменно ускользало – вырывалось всякий раз, стоило ему поймать его.
«Ну прямо как мыло в ванне», – подумал Майкл.
Вдруг ему стало холодно. Всего мгновение назад было невыносимо жарко, а теперь вот пожалуйста. Очень холодно. До стука зубов хо-лод-но. Голова просто раскалывалась.
– Я только схожу гляну, остался ли в шкафчике в ванной парацетамол, – предупредил он неизвестно кого. И, не услышав ответа, сообщил в наступившей тишине: – Я ненадолго. Только сбегаю в аптеку.
Чувство голода пропало несколько часов назад, однако сейчас вернулось с удвоенной силой. В животе жгло так, будто желудочный сок в отсутствие пищи взялся за слизистую оболочку. Во рту пересохло. Майкл зачерпнул ладонью воды, но, несмотря на жажду, ему потребовалось приложить усилия, чтобы отхлебнуть ее.
«Осмос!»
– Осмос! – в восторге заорал он, насколько хватало сил. И затем опять: – Осмос! Ага, точно! О-о-ос-мо-о-о-с!
Внезапно его вновь охватил жар. И прошибло потом.
– Эй, кто-нибудь, убавьте термостат! – завопил Харрисон в темноту. – Черт побери, мы же сейчас просто заживо сваримся! Мы вам что, омары какие-нибудь?
Он захихикал над собственной остротой. А потом вдруг прямо у него над головой начала подниматься крышка гроба. Медленно, размеренно, совершенно бесшумно, и в конце концов глазам его открылось ночное небо, так и кишащее кометами. Откуда-то из Майкла бил луч света, в котором лениво плясали пылинки, и тогда он сообразил, что звезды как раз и проецируются на небосвод этим лучом. Небо служило ему экраном! А затем через поток света, через пылинки проплыло чье-то лицо. Эшли. Он как будто смотрел на нее со дна плавательного бассейна, а она перемещалась над ним лицом вниз.