Читаем Просто вместе полностью

Полагаю, что к восьмидесяти годам я продвинусь еще дальше; в девяносто лет я проникну в тайную суть вещей; в столетнем возрасте я смогу творить чудеса, а когда мне исполнится сто десять, вдохну жизнь во все мои точки и линии.

Я прошу тех, кто проживет так же долго, убедиться, что я держу свое слово.

Написано в возрасте семидесяти пяти лет мною, Хокусаем, влюбленным в живопись стариком.

"Все будет живым – мои точки и мои линии…" -повторила она.

Остаток пути они проделали в молчании, и каждый думал о своем.

7

На Пасху их пригласили в замок.

Филибер нервничал.

Боялся уронить свой престиж…

Он обращался на "вы" к родителям, те говорили "вы" ему и друг другу.

– Здравствуйте, отец.

– А, вот и вы, сын мой… Прошу вас, Изабель, предупредите вашу матушку… Мари-Лоранс, вы ведь знаете, где стоит виски? Никак не могу найти…

– Попросите помощи у Святого Антония, друг мой! Сначала они изумлялись, потом перестали обращать внимание.

За ужином гостям пришлось нелегко. Маркиз и маркиза задавали кучу вопросов, но не с целью составить мнение о гостях. Они вообще не ждали ответов. Да и вопросы оказались "на грани фола".

– Чем занимается ваш отец?

– Он умер.

– Ах, простите…

– Э-э-э… А ваш?

– Я его не знал…

– Прекрасно… Вы… Не хотите ли еще салата?

– Спасибо, довольно.

По старинной столовой пролетел тихий ангел.

– Итак, вы… Повар, не так ли?

– Да.

– А вы?

Камилла повернулась к Филиберу.

– Она художница, – ответил он за нее.

– Художница? Как это необычно! И вы… Вы этим зарабатываете?

– Да. В общем… Я… Полагаю, что так…

– Очаровательно… Вы живете в одном доме с Филибером?

– Прямо над ним…

Маркиз судорожно искал на жестком диске памяти светский файл.

– …Значит, вы – малышка Рульеде Мортемар! Камилла запаниковала.

– Э-э… Моя фамилия Фок…

И добавила, отчаянно пытаясь спасти положение:

– Камилла Мари Элизабет Фок.

– Фок? Какая прелесть… Я знавал одного Фока… Весьма достойный был человек… Кажется, Шарль… Не ваш ли он родственник?

– О… Нет…

Полетта за весь вечер не вымолвила ни слова. Она сорок лет прислуживала за столом людям их круга и слишком неловко себя чувствовала, чтобы "выступать" на "рауте".

За кофе легче не стало…

Теперь отдуваться пришлось Филу.

– Итак, сын мой… Вы по-прежнему занимаетесь открытками?

– Да, отец.

– Увлекательно, не правда ли?

– Я этого никогда не утверждал…

– Не будьте столь ироничны, прошу вас… Ирония – удел лодырей, думаю, я достаточно часто вам это повторял…

– Да, отец… "Крепость", Сент-Эк…

– Что-что?

– Сент- Экзюпери.

Маркиз сглотнул, дернув кадыком.

Когда они покинули наконец мрачную залу, где по стенам над их головами висели набитые соломой головы представителей местной фауны, в том числе драного павлина и даже олененка, Франк на руках отнес Полетту в ее комнату. "Как новобрачную", – прошептал он ей на ухо и уныло покачал головой, сообразив, что будет спать за тысячу миллиардов километров от своих принцесс – двумя этажами выше.

Он отвернулся и рассеянно держал за ногу чучело кабана, пока Камилла раздевала Полетту.

– Поверить не могу… Нет, вы когда-нибудь видели такую мерзкую жратву? Бредятина какая-то! Дрянь, а не ужин! Своим гостям я бы никогда такого не подал! Лучше уж приготовить омлет или гренки.

– Может, они стеснены в средствах?

– Брось, у любого хватит денег на пышный омлет. Я не понимаю… Просто не врубаюсь… Хлебать дерьмо старинным серебром и наливать дешевый пикет в хрустальный графин – может, я придурок и чего-то не понимаю… Да продай они один из своих пятидесяти двух подсвечников – могли бы прилично питаться целый год…

– Думаю, они иначе смотрят на вещи… Мысль о том, чтобы продать фамильную зубочистку, кажется им такой же нелепой, как тебе – угощать гостей покупным салатом…

– Да у них и салат-то был не из лучших! Я видел пустую коробку в помойке…Leader Price! Не понимаю… Приказывать слугам именовать себя "господин маркиз" – и поливать готовым майонезом салат для бедных, клянусь, этого я никогда не пойму…

– Ладно, успокойся… Ничего такого уж страшного в этом нет…

– Вот именно что есть, черт возьми! Есть! Зачем передавать наследие детям, если ты не способен сказать им ни одного ласкового слова? Ты слышала, как он говорил с моим Филу? Видела эту его оттопыренную губу, а? "По-прежнему занимаетесь почтовыми открытками, сын мой?" Читай: "придурокты гребаный"! Клянусь, я едва сдержался, чтобы не влепить ему по лбу… Мой Филу – бог, он самое замечательное человеческое существо из всех, кого я встречал в жизни, а этот кретин срет ему на голову…

– Черт возьми, Франк, прекрати выражаться, – расстроилась Полетта.

Простолюдин заткнулся.

– Пфф… В довершение всех бед я еще и ночую на выселках… Кстати, хочу сразу предупредить: на мессу я завтра не пойду! Ах-ах-ах, за что, скажите на милость, мне благодарить Небо? Лучше бы мы с тобой и Филу встретились в сиротском приюте, вот так…

– О да! В доме мадемуазель Пони!

– В каком-каком доме?

– Ладно, проехали.

– Ты-то пойдешь в церковь?

– Да, конечно.

– А ты, бабуля?

– …

– Останешься со мной. Мы покажем этой деревенщине, что такое хорошая еда… Денежек у них нет – ладно, сами их накормим!

– Я теперь мало что могу, ты же знаешь…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Рассказы советских писателей
Рассказы советских писателей

Существует ли такое самобытное художественное явление — рассказ 70-х годов? Есть ли в нем новое качество, отличающее его от предшественников, скажем, от отмеченного резким своеобразием рассказа 50-х годов? Не предваряя ответов на эти вопросы, — надеюсь, что в какой-то мере ответит на них настоящий сборник, — несколько слов об особенностях этого издания.Оно составлено из произведений, опубликованных, за малым исключением, в 70-е годы, и, таким образом, перед читателем — новые страницы нашей многонациональной новеллистики.В сборнике представлены все крупные братские литературы и литературы многих автономий — одним или несколькими рассказами. Наряду с произведениями старших писательских поколений здесь публикуются рассказы молодежи, сравнительно недавно вступившей на литературное поприще.

Богдан Иванович Сушинский , Владимир Алексеевич Солоухин , Михась Леонтьевич Стрельцов , Федор Уяр , Юрий Валентинович Трифонов

Проза / Советская классическая проза