Вот только детей все не было… Каждый месяц я проклинала свое чрево и плакала, застирывая белье. Таскалась по врачам, даже в Париж приезжала на консультацию… Ходила и к целителям, и к колдунам, и к каким-то жутким бабкам, которые советовали мне делать кошмарные вещи… И я их делала, Камилла, делала, не задумываясь. Приносила в полнолуние в жертву овечек и пила их кровь, глотала… Нет, не могу… Это было чистое варварство, поверь мне на слово… Прошлый век… Обо мне говорили, что я "помечена"… А сколько было паломничеств… Каждый год я ездила в Блан и совала палец в дырку святого Женитура, а потом отправлялась в Гаржилес – потереть пальцем изображение святого Грелюшона… Смеешься?
– Не имена, а чистая умора…
– Подожди, это еще не все… Необходимо было поднести в дар святому Гренуйяру из Прейи ex-voto – маленького воскового младенчика…
– Гренуйяру?
– Ну да! Боже, до чего они были хороши, мои восковые детки… Настоящие пупсики… Разве что не говорили… А потом – я давно потеряла надежду и смирилась- это случилось… Я забеременела… Мне было хорошо за тридцать… Ты вряд ли поймешь, но я уже тогда состарилась. Так появилась Надин, мать Франка… Как мы с ней тетешкались, как баловали эту девочку…Как королеву. Мы сами ее испортили. Слишком сильно любили… Или неправильно любили… Спускали ей все капризы… Все, кроме последнего… Я отказалась дать ей денег на аборт… Я не могла, понимаешь? Не могла. Я слишком много выстрадала. Дело было не в религии, не в морали, не в пересудах соседей, а в ярости. Я задыхалась от ярости. Я бы скорее убила ее, чем помогла выскоблить живот… Неужели… Неужели я была не права? Ответь мне. Сколько жизней я испортила? Сколько страданий причинила? Сколько…
– Тихо, тихо, тихо… Камилла погладила ее по ноге.
– Тихо…
– Ну так вот, она… Она родила этого малыша и оставила его мне… "Вот, – сказала она, – ты его хотела – так получай! Довольна?" Полетта закрыла глаза.
– Теперь ты довольна? – повторяла она, собирая чемодан. – Теперь довольна? Как можно говорить подобное? И разве возможно такое забыть? Скажи мне. Ответь… Она оставила мальчика с нами, а несколько месяцев спустя вернулась и забрала его, а потом снова привезла сюда. Казалось, все мы сходим с ума. Особенно Морис, мой муж… Думаю, она довела своего отца… Она возвращалась еще раз – чтобы забрать малыша, потом приезжала за деньгами – якобы на сына! – и сбежала среди ночи, "забыв" его у нас. Однажды – это стало последней каплей – она заявилась к нам как ни в чем не бывало, и Морис встретил ее на пороге с ружьем в руках. "Видеть тебя больше не желаю, шлюха несчастная! – кричал он. – Нам стыдно за тебя, ты не заслуживаешь этого малыша. И ты его больше не увидишь. Ни сегодня, ни потом. Давай вали отсюда. Оставь нас в покое". Камилла… Это ведь была моя девочка… Девочка, которую я ждала десять долгих лет… Девочка, которую я обожала. Обожала… Боже, как же я любила вытирать ей мордочку после еды… Как я ее облизывала… Мы дали этой малышке все. Все! Самые красивые платья. Каникулы у моря и в горах, лучшие школы… Все, что было хорошего в нас, мы отдали ей. События, о которых я тебе рассказываю, происходили в маленькой деревушке… Она уехала, но все, кто знал ее с детства и прятался за ставнями, наблюдая за спектаклем, который устроил Морис… они-то остались. И я продолжала встречаться с ними каждый день… Это было… Бесчеловечно… Сущий ад. Участие добрых соседей – худшее, что есть на этом свете… Одни говорят: "Мы молимся за вас…" А сами хотят узнать пикантные подробности. Другие спаивают твоего мужа, приговаривая: "Мы и сами поступили бы точно так же, черт побери!" Мне много раз хотелось их прибить, клянусь тебе… Жалела, что у меня нет атомной бомбы! Она засмеялась.
– Что было дальше? Он остался с нами. И ни у кого ничего не просил… Мы любили его. Как умели… Возможно, иногда мы даже проявляли излишнюю строгость… Не хотели повторять прежних ошибок… Послушай, тебе не стыдно рисовать меня вот в таком виде?
– Нет.
– Ты права. Стыд – бесполезное чувство… Пользы он человеку не приносит – разве что окружающих может потешить. Насладившись твоим стыдом, они возвращаются домой, закрывают ставни, надевают тапочки и переглядываются, самодовольно улыбаясь. В их семьях, уж конечно, ничего подобного произойти не может! Послушай, детка… Успокой меня. Надеюсь, ты не рисуешь меня со стаканом в руке?
– Нет, – улыбнулась Камилла. Они помолчали.
– Но потом ведь все наладилось…