После разговора в ванной Полетта изменилась. Как будто расставила собственные вешки и с удивительной легкостью погрузилась в окружавшую ее новую действительность. Возможно, ей требовалось доказательство? Доказательство того, что ее ждали и что ей рады в этой огромной пустой квартире, где ставни закрывались изнутри, а пыль никто не вытирал со времен Реставрации Бурбонов. Раз уж они устанавливают ради нее душ… Она немножко растерялась, когда лишилась пары-тройки привычных мелочей, и Камилла часто вспоминала ту сцену. Как часто люди впадают в отчаяние из-за ничтожных пустяков, и как стремительно все могло полететь к черту, если бы рядом не оказалось терпеливого верзилы, спросившего "Чего изволите?" и сделавшего вид, что он записывает ее пожелания в воображаемом блокноте. О чем, собственно, шла речь? О жалкой газетенке, лупе и нескольких пузырьках… С ума сойти… Камилла с наслаждением философствовала, но подрастерялась, когда они выбирали зубную пасту во "Franprix":Steradent, Polident, Fixadentи другие стоматочудеса совершенно выбили ее из колеи.
– Скажите, Полетта… То, что вы называете… "причиндалами"… это…
– Ты же не заставишь меня пользоваться подгузником, как это делали там? Они говорили – это дешевле… – возмутилась старая дама.
– Так это прокладки! – обрадовалась Камилла. – Как это я сразу не догадалась…
"Franprix" они знали наизусть, и очень скоро этот старомодный магазин им осточертел. Они переместились в "Monoprix" и разгуливали по залам с тележками и списком покупок, который Франк составлял для них с вечера.
Ах, "Monop'"…
Вся их жизнь…
Полетта всегда просыпалась первой и ждала, когда один из мальчиков принесет ей завтрак в постель. Если "дежурил" Филибер, на подносе красовались щипчики для сахара, вышитая салфетка и маленький кувшинчик со сливками. Он помогал ей встать, взбивал подушки и раздвигал шторы, комментируя погоду. Никогда ни один мужчина не был с ней таким предупредительным, и неизбежное случилось; Полетта всем сердцем, как и все остальные, полюбила его. Франк обслуживал бабушку этак… "по-деревенски". Ставил кружку кофе с цикорием на тумбочку и с ворчанием чмокал в щечку – он вечно опаздывал.
– Пописать не хочешь?
– Подожду малышку…
– Да ладно тебе, ба! Дай ей передохнуть! Может, она еще час проспит! Ты ведь столько не вытерпишь…
Но она была непреклонна:
– Я подожду.
Франк удалялся, ругаясь сквозь зубы.
"Давай, жди… Жди ее… Не ты одна ее ждешь, черт бы все это побрал… Я тоже ее жду! А что еще остается делать? Сломать обе ноги, чтобы она и мне улыбнулась? Не надоедай Мэри Поппинс, не мучь ее…"
В этот самый момент она вышла из комнаты, сладко потягиваясь.
– Что ты там ворчишь?
– Ничего. Живу в одном доме с принцем Чарльзом и сестрой Эмманюэль – ухохотаться можно. Уйди с дороги, я опаздываю… Кстати…
– Что?
– Дай-ка мне свою лапку… Отлично! – возликовал он, пощупав ее руку. – Молодец, толстушка… Берегись… На днях попадешь в котел…
– Даже не мечтай, поваренок… Даже не мечтай.
– Посмотрим, пышечка моя, посмотрим, чья возьмет…
Жизнь и правда стала намного веселее.
Он вернулся, держа куртку под мышкой.
– В следующую среду…
– Что – в следующую среду?
– Накануне у меня будет слишком много работы, последний день масленицы перед постом – это всегда полный кошмар, но в среду мы поужинаем вместе…
– В полночь?
– Я постараюсь вернуться пораньше и напеку тебе таких блинов, каких ты сроду не ела…
– Ну слава богу! А то я уж испугалась, что ты собрался наконец со мной переспать!
– Накормлю тебя блинами – и займемся любовью.
– Отлично.
Отлично? Черт, как же ему было плохо, этому дураку… Интересно знать, что он будет делать до среды? Биться лбом о фонари, запарывать соусы и покупать новое белье? Катастрофа! Она его таки достала! Тоска… Ладно, лишь бы ждать пришлось не напрасно… Он пребывал в сомнениях, но все-таки решил купить новые трусы…
Так… Grand Marinier подойдет для фламбе, точно вам говорю… А что не подожгу, то выпью.
Камилла наливала себе чай и садилась на кровать к Полетте, поправив ей одеяло. Они ждали, когда уберутся Франк и Филибер, включали телевизор и смотрели "Магазин на диване". Восторгались, хихикали, высмеивали наряды рекламных зазывал, а Полетта, так и не привыкшая к евро, удивлялась дешевизне жизни в Париже. Время переставало существовать, день тянулся бесконечно – от чаепития до "Monoprix", от "Monoprix" до газетного киоска.
Им казалось, что они в отпуске. В первом за долгие годы для Камиллы и первом – но за всю ее жизнь! – для Полетты. Они хорошо ладили и понимали друг друга с полуслова. Дни удлинялись, и обе женщины молодели.
Камилла стала, говоря языком официальных инстанций, сиделкой. Это "звание" очень ей подходило, а свое полное медицинское невежество она компенсировала прямотой и недвусмысленностью выражений, что раскрепощало их обеих.
– Давайте, Полетта, прелесть моя, не стесняйтесь…
Я потом вымою вам задницу под душем…
– Уверена?
– Конечно!
– Тебе не противно?
– Отнюдь.