– Я хочу две тысячи, остальное ты оставишь себе и ради моего спокойствия перестанешь ишачить по воскресеньям…
– Подожди, о чем ты говоришь?
– Филу…
– Ну уж нет, моя дорогая, это твоя идея!
– Но дом-то твой, дружище…
– Эй! Что происходит? Из-за чего сыр-бор? Филибер зажег свет в салоне.
– Если хочешь…
– И, если она захочет, – уточнила Камилла.
– …мы заберем ее с собой, – улыбнулся Филибер.
– С… собой? Куда? – пролепетал Франк.
– К нам… домой…
– Когда… когда заберем?
– Сейчас.
– Се… сейчас?
– Скажи, Камилла, у меня бывает такой же оглоушенный вид, когда я заикаюсь?
– Конечно, нет, – успокоила она его, – у тебя взгляд не такой идиотский…
– А кто будет ею заниматься?
– Я. Но на моих условиях…
– А твоя работа?
– Нету больше никакой работы! Была, да вся вышла!
– Но как же…
– Что?
– Ее лекарства и все такое прочее…
– А что лекарства? По-твоему, я не сумею дать ей таблетку или капли? Пилюльки пересчитать не так уж и трудно!
– А если она упадет?
– Да не упадет, я ведь буду рядом!
– Но… Где… где она будет спать?
– Я уступлю ей свою комнату. Все предусмотрено… Он положил голову на руль.
– А ты что об этом думаешь, Филу?
– Сначала был против, теперь – за. Думаю, твоя жизнь намного упростится, если мы ее увезем…
– Но ведь старый человек – тяжелая обуза!
– Ты полагаешь? Сколько весит твоя бабушка? Пятьдесят кило? Думаю, даже меньше…
– Не можем же мы вот так просто взять и увезти ее?
– Неужели?
– Не можем…
– Если нужно будет заплатить неустойку, мы это сделаем…
– Могу я пройтись?
– Давай.
– Свернешь мне сигарету, Камилла?
– Держи.
Он вышел, хлопнув дверцей.
– Это идиотизм, – сообщил он, вернувшись.
– А мы и не утверждали обратного… Так, Филу?
– Никогда. Мы вполне вменяемые!
– Вам не страшно?
– Нет.
– Мы еще не то видели, правда?
– Ода!
– Думаете, ей понравится в Париже?
– Мы везем ее не в Париж, а к нам!
– Покажем ей Эйфелеву башню…
– Мы ей покажем массу вещей куда более красивых, чем Эйфелева башня.
Он вздохнул.
– Ну и как мы будем действовать?
– Я все беру на себя.
Когда они подъехали, она по-прежнему стояла у окна.
Камилла убежала. Франк и Филибер наблюдали из машины китайский театр теней: маленький силуэт обернулся, тот, что повыше, начал жестикулировать, тени качали головами, пожимали плечами, а Франк все повторял и повторял: "Это глупость, это глупость, говорю вам, это глупость… Ужаснейшая глупость…"
Филибер улыбался.
Силуэты поменялись местами.
– Филу…
– Угу…
– Что такое эта девушка?
– А?
– Эта девушка, которую ты для нас нашел… Кто она такая? Инопланетянка?
Филибер улыбался.
– Фея…
– Именно так… это… Она – фея… Ты прав. Скажи… у них… у фей… есть пол или…
– Да что они там делают, черт подери? Свет наконец погас.
Камилла открыла окно и выкинула на улицу огромный чемодан. Сходивший с ума от беспокойства Франк подпрыгнул:
– Черт, да что у нее за мания – швырять вещи в окно?
Он смеялся. И плакал.
– Господи, Филу… – По его щекам катились крупные слезы. – Я уже сколько месяцев не могу смотреть на себя в зеркало… Веришь? Нет, ты мне скажи, веришь? – Франка била крупная дрожь.
Филибер протянул ему платок.
– Все хорошо. Все хорошо. Мы станем ее баловать… Ни о чем не волнуйся…
Франк высморкался и кинулся к своим девочкам, пока Филибер подбирал чемодан.
– Нет, нет, садитесь вперед, молодой человек! У вас длинные ноги, вы…
Очень долго в машине стояла мертвая тишина. Каждый спрашивал себя, не совершили ли они и вправду ужасную глупость… А потом вдруг Полетта – святая простота! – одной фразой разрядила обстановку:
– Скажите… Вы сводите меня в театр? Мы пойдем в оперетту?
Филибер обернулся и запел: Я бразилец, у меня много золота, и я приехал из Рио-де-Жанейро, сегодня я еще богаче, чем прежде, Париж, Париж, я снова твой!
Камилла взяла Полетту за руку, а Франк улыбнулся ей в зеркало.
Мы сидим вчетвером в этой прогнившей тачке, мы свободны, и мы вместе, и корабль плывет…
И они затянули хором:
– И я кладу к твоим ногам все, что украаал!
Часть четвертая
1
Это всего лишь гипотеза. История скоро закончится, и подтверждения своей правоты мы не получим. Да и в чем вообще можно быть уверенным? Сегодня тебе хочется одного – сдохнуть, а завтра просыпаешься и понимаешь, что нужно было всего лишь спуститься на несколько ступенек, нащупать на стене выключатель и увидеть жизнь в совсем ином свете… Но эти четверо вознамерились прожить все, что соблаговолит отмерить им судьба, как счастливейшее время своей жизни.
С этого самого мгновения, когда они показывают ей ее новый дом, с волнением и опаской ожидая реакции и комментариев (она не промолвит ни слова), и до следующего поворота судьбы их усталые лица будет обдувать проказливый теплый ветерок.
Ласка, передышка, бальзам на раны, утешение.
Sentimental healing, как говорят островитяне…
Итак, отныне в семействе Недотеп есть бабушка, и, пусть даже семейка неполная и никогда таковой не будет, они не намерены сдаваться.