Просто жизнь

Петр только теперь в полной мере осознал опасность, которая его миновала, и запоздалый страх сменился лихим удальством. Он даже почувствовал себя героем. После такого спасения он мог теперь себе позволить многое, как будто бы судьба, пожелавшая отнять у него жизнь, внезапно расщедрилась — живи, делай что хочешь, посмотрим, как ты теперь распорядишься собой. «Везет же мне сегодня на встречу с шоферами…»

Он едет — неизвестно куда… К самому себе. В будущее, но и в прошлое свое… Обрадовало легкомысленно-счастливое чувство дороги, свободы, путешествия.

Смотрит на лицо Сани, знакомое и теперь уже такое новое. Лет ему около сорока, лицо в щетине, серое, как всегда, цвета хозяйственного мыла, усталое. Глаза внимательные, все видят одним касанием. Руки на руле огромные, в шрамах на фалангах пальцев — дрался, наверно, в юности. Большой, крепкий, в кирзовых сапогах, в бушлате, какой носил еще на стапеле, — там был Саня на месте, но и тут как врос, — сидит за рулем основательно, ведет свой старый фургон, развозит продукты по санаториям и детским садам не спеша.

— Я не тороплюсь. От греха подальше. И правильно делаю, вишь как с тобой обошлось! Смотрю, идет какой-то зачуханный, голову вниз, прет через дорогу. Я р-раз — и по тормозам… Чудик ты — из мертвых воскрес. Нет уж, я тебя никуда не отпущу… Пока не смочим это дело. — и переспрашивает во второй или в третий раз, будто поверить не может:

— А ты, значит, того… теперь с высшим образованием?

— С высшим, с университетским. Да все равно, как говорится, век живи, век учись, а дураком помрешь…

— Это точно, — довольно хохотнул Саня. — А заработки как?

— Еще пока никак, все в проектах…

— Нет, у меня прочно, — обрадовался Саня.

Петр даже пожалел, что нет у него такого уверенного голоса, как у Сани, нет руля, которым Саня управляет с непринужденной простотой и нет чувства, какое должно быть у всякого мужчины, что ты на своем месте, на своем поле и пахать умеешь не хуже других.

Желтое вечернее солнце за стеклами кабины, желтые деревья вдоль дороги, запорошенной листьями, берег залива — вода поблескивает тоже вечерней желтизной, и лишь чайки, то белые, то черные, то серебристые, кружатся и садятся на воду.

— Эх, в такую-то погоду да на рыбалку бы или на охоту, — сказал Петр тоном мальчишки. — Я еще ни разу не бывал на охоте. Все мечтаю попасть да увидеть. Ну что же это такое на самом деле? Не в кино, в книге, а вот на самом деле.

Саня взглянул на Петра, помолчал и негромко, сочным своим голосом, сдерживая его силу, притормаживая машину и свой голос, сказал:

— А завтра хочешь? Пойдем на зайцев. Приличная компания подобралась, и машину в гараже дают. Ты даже не представляешь, кто я. Председатель охотничьего комитета. У меня же две собаки. А ты знаешь, что такое собаки?! Настоящие, чистокровные?! Я ради охоты, можно сказать, и профессию-то переменил..

Саня даже поерзал за рулем. А Петр просто обалдел от неожиданности и удачи и, не перебивая, слушал Саню:

— Вот, значит, одни люди любят музыку. Слушают, и сердце заходится. А для меня… вот как спущу собак, зальются они «ля-ля-ля-ля», я весь прямо как струна, всего меня так и передернет, и зажжет, и я прямо не могу дождаться зайчишку. А уж если увидел, вскину ружье, тут и смерть косому. Я всегда чувствую, когда смерть, а когда промазал, — стреляю, и мне уже известно: смерть или жизнь.

Саня посмотрел на Петра — какова реакция? Совестно стало.

— Жалко, конечно, да ведь охота. Главное, чтоб наповал, чтобы не мучился. А я стреляю, скажу не хвастаясь, как надо. Это уж что есть у меня, то есть, стрелять могу. Что за девочками, что по зайцам, — хохотнул Саня. — Хочешь, поехали завтра? У меня точно будет машина от гаража. Дам ружье тебе, места хорошие, погода — сам видишь. Запомни главное, — сказал Саня тоном пророка, изрекающего самые главные заповеди, — стрелять только по видимой цели. Никакой шорох чтоб тебя не заставил выстрелить. Ясно? Когда подходишь к костру, к деревне, к любому месту, где люди, разряди ружье обязательно. Проверь два, три раза. Чего не бывает. Если кто спросит в лесу, с кем ты на охоте, скажи, со мной. Саня Сидоров тебе дал ружье, понял? Меня тут все знают.

— Понял, — сказал Петр, загораясь азартом.

Кто-то сказал, что мирное время плодит трусов…

Мужчине нужны выстрелы, смерть, дуэли, выстрелить в зайца или пострелять за женщинами, как изрек Саня. Без романтики, при каждодневных «надо», при нынешней усталости и суете жизни человеку важно разрядиться, это Петр понимал. Он прикинул, что может быть ему дома за долгое отсутствие, как отнесется к этому Анюта; сердце щемило, совесть нашептывала, что это все-таки побег, но ум оправдывался, находил вполне весомые аргументы: «Подождет, потерпит, ничего такого не случится… это в первый раз, это даже хорошо — мужчина займется своим делом, а женщина своим… Позвоню, объясню… Друга встретил, от смерти спасся…»

Лихое, опьяняющее чувство свободы, мужской дружбы охватило Петра. Тайна, опасное дело манили его.

— Давай по-быстрому развезем продукты и ко мне, — заторопился Саня.