Читаем Простое Прошедшее полностью

Я услышу всё и даже больше. Это было пятьдесят лет назад, а она говорит так, будто это было вчера. Муж, ушедший на войну. Она зачёркивала числа в календаре, и он вернулся. Он не был тем, кого она любила больше жизни. Свою любовь ей пришлось покинуть в силу обстоятельств. Она была молода и красива, а он не подавал больших надежд. Что если бы они встретились сейчас? Скорее всего, он уже умер. Может, он сейчас сидит в одноэтажном доме на другом краю света и рассказывает свою историю такому же сумасшедшему, как я. Была бы возможность, я бы устроил им встречу. Ей бы казалось это предательством покойного мужа, а он бы смущался и молчал. Они бы грустно вспоминали всё, что их связывает. Я вдумывался в каждую мелочь, каждую деталь её истории. У неё почти каждые пятнадцать минут наворачивались слёзы на глаза. Это были слёзы радости. Она была искренне рада своим прожитым дням. Конечно, горечь об упущенном давала о себе знать, но всё это было далёко в прошлом, и боль уже не ощущалась так остро. Однажды каждый из нас будет сидеть у камина, рассматривать фотоальбомы и думать о том, что он когда-то сделал не так.

***

Дон по сей день остаётся для меня человеком-загадкой. Мы жили в квартире его друзей, которых я в глаза не видел, но меня это устраивало, потому что за несколько лет я не выложил ни цента за это место. Моей маме об этом знать было не обязательно, так как я находил, куда потратить пару лишних сотен. Дон постоянно таскал домой девок, курил в постели, раскидывал повсюду бутылки. Что поражало меня больше всего, так это то, что он всегда вовремя ликвидировал долги по учёбе. Этого с трудом мог добиться даже я, находящийся в трезвом уме чаще Дона.

Наша квартира находилась почти в самом центре, в двух шагах от нашего университета. С этим нам повезло. Иногда мы прибегали домой поспать во время неважных пар, а потом возвращались обратно. Первое время приходилось есть магазинные салаты и запивать их концентрированным соком, так как ни на что большее ума у нас не хватало. Пострадав от болей в животе, мы перешли к здоровому образу жизни и даже скинулись на набор хорошей посуды. Несмотря на беспорядок в душе и квартире, мы находили в себе силы на составление расписания готовки и уборки, которое, по традиции, висело на холодильнике. Как бы Дон ни был пьян, он всегда вставал пораньше по понедельникам, средам, пятницам и воскресеньям, чтобы приготовить мне яичницу. Я чувствовал, как мы взрослеем, набираемся опыта, и вместе с нами взрослела наша дружба. Мы стали друг для друга больше, чем просто бывшие одноклассники, знающие один о другом чуть более, чем домашний адрес, и больше, чем просто сожители, помогающие друг другу встать на ноги в новом городе. Мы стали братьями. И я с радостью доверил бы Дону жену в случае моей смерти.

Кстати, о смерти. Спустя три года после нашего переезда в Барселону у Дона умер отец. Я никогда не видел его отца, и мне казалось, что и сам Дон тоже редко с ним встречался. Однако его смерть до неузнаваемости изменила поведение моего друга: он перестал гулять по выходным, пропадать на неопределённые сроки. Иначе говоря, он остепенился. С тех пор наша жизнь стала еще спокойнее.

Мне обещали, что в университете будет лучше, чем в школе. Говорят, студенческие годы – лучшее время в жизни. Мы с Доном были готовы оспорить это мнение. Да, мы нашли с десяток вполне адекватных, весёлых ребят. Да, они понимали наши шутки, а мы могли расслабиться в их компании. Но сейчас я с трудом могу их вспомнить. И заметьте: можете разбудить меня среди ночи, и я без запинки назову имена, фамилии и дни рождения всех своих одноклассников. Думаю, это о многом говорит.

Я описал основные факты нашего так называемого путешествия в Барселону. Я довольно смутно помню детали своего пребывания там. Порой кажется, что меня там и не было вовсе, а все картины и образы оттуда запрятались в самый туманный угол моего сознания. Там мы с Доном прожили несколько лет, пока не окончили университет. Там я прочитал много интересных книг, побывал во многих интересных местах и познакомился со многими интересными людьми. У меня было несколько романов в тот период, но ни один из них не закончился чем-либо знаменательным. По сути, ни одна из девушек к тому моменту не разбудила во мне больше эмоций, чем Рита в своё время. Все они вызывали лишь первоначальный интерес, после чего вынуждали полностью в них разочаровываться. Может, дело было во мне? Мой мозг тогда совершенно не был запрограммирован на долгосрочные отношения с нескончаемым потоком чувств. Девушек я, грубо говоря, брал в аренду: смотрел, играл и отдавал кому-нибудь другому. Они обижались и плакали. Тем не менее, у каждой из них сейчас всё хорошо: кто-то сразу после наших встреч вышел замуж, кто-то уехал на другой континент, а кто-то до сих пор держит моё фото под подушкой, и я надеюсь, что это фото, а не кукла вуду, потому что обстоятельства, которые возникли передо мной в дальнейшем, нельзя назвать обычной местью судьбы.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза