Простолюдин

Воздух начал сгущаться прямо вокруг меня, и я, отпрянув, со всего маху наступил Андреа на ногу. Тот коротко взвыл, но я не смотрел на него. Я смотрел на то, что против воли Инфоса возникало передо мной прямо из воздуха. Это был барьер, прозрачная стена, утыканная шипами - к счастью, с противоположной от меня стороны, - стена, вставшая между мной и акулой и вдруг с возрастающей скоростью двинувшаяся ей навстречу...

Четвероногая акула и не подумала остановиться. Задрав нос и широко распахнув пасть, усаженную треугольными зубами, она не сбавила ход до столкновения. Не вздумала притормозить и прозрачная стена. Сквозь нее я увидел момент удара. Я ожидал, что шипы вонзятся в акулью морду, что стена сомнет эту морду и повыбивает акуле зубы, - но произошло нечто иное. Два столкнувшихся инфосолитона были отброшены друг от друга, как резиновые мячи. Акуле, кажется, ничего не сделалось, стене тоже. За исключением того, что теперь она налетела на меня и наподдала с такой силой, что я сбил с ног Андреа и вместе с ним совершил короткий полет. Такие полеты тем лучше, чем они короче, - особенно на Земле с ее ненормальной силой тяжести.

Андреа пришлось хуже, чем мне: я свалился на него. Но он землянин, он привычный.

Должно быть, я отключился на несколько секунд, а когда очнулся - вокруг уже не было ничего жуткого. Ни четвероногой акулы, ни защитившей меня подвижной стены. Лишь пыльный зал с древней техникой и пустой коридор между железными шкафами... И оплавленный дымящийся компьютер на полу возле меня да еще струйка дыма из-под кожуха прибора...

Первым делом я рассмеялся, причем искренне. Просто вспомнил, что читал о солитонах: они в общем-то волны, но при столкновении ведут себя как твердые тела. Затем догадался, почему из богатейшей земной фауны, ныне живущей и вымершей, Инфос выбрал именно акулу. Он вообразил, что после купания в лагуне акулы преследуют меня в ночных кошмарах! А мне снился, да и то редко, лишь один кошмар: что мой тысячелетний кораблик не слушается управления и, минуя Землю, уносит меня в пустой холодный космос...

Я смеялся, а ушибленный Андреа ворочался подо мной. Потом я встал, велел ему прибраться в запаснике, а сам доковылял до мастерской.

- Задание отменяется, - сказал я корпящему над глушилкой Петру. - Разбери это. Прямо сейчас.

Он придурковато похлопал ресницами - умница! - и все понял. Я не я и глушилка не моя. Не хватало мне еще губить двух хороших парней из-за моих опасных экспериментов. Жаль только, что у нас было так мало времени, да и та малость почти полностью ушла на взаимное прощупывание.

За мной пришли через двадцать минут. Трое. И какая честь! - спец по тайным операциям собственной персоной, а за ним два дюжих императорских гвардейца с оружием.

- Добрый день, граф, - почти любезно приветствовал я Леонарда. - Какая честь! Прекрасный день, не правда ли?

Выражение лица графа показывало, что он и не таких вредителей видал.

- Вы натворили столько, что он может оказаться последним прекрасным днем в вашей жизни, - сухо сказал он. - Если желаете хорохориться, то пользуйтесь моментом.

- Насколько я понимаю, я арестован?

- Вы правильно понимаете.

- А эти зачем? - указал я на гвардейцев. - Неужели вы не справились бы сами?

- Из уважения к вашему титулу, барон. Не роботам же вас конвоировать. Надеюсь, вы проявите благоразумие?

- Я всегда проявляю его не вовремя, - пробормотал я, заложив руки за спину. - Куда на этот раз?

- Следуйте за мной.

11

Сто восемьдесят восемь... сто восемьдесят девять... сто девяносто...

Я считал лопаты выбрасываемой земли. Яма углублялась. Десять лопат - и отдых не более трех секунд. Вдох-выдох. После пятидесяти лопат - отдых целых десять секунд. Конечно, при условии, что лопаты полновесные, а если нет, тотчас последует электрический удар: продолжай копать, не ленись. Примерно триста восемьдесят лопат - и яма достигнет установленной глубины, робот-надзиратель измерит ее и велит прервать работу. Тогда я выберусь из ямы и отдохну примерно минуту.

После чего получу распоряжение закопать яму.

Если бы мы прокладывали траншею, вкапывали столбы или сажали деревья, тяжесть работы и тупую ноющую боль во всем теле еще можно было бы терпеть. Но для каторжников в этом новом мире придумали бессмысленный сизифов труд. Вынутый грунт полагалось не просто ссыпать обратно в яму, но еще и утоптать ногами. А новую яму мне указывали рыть в нетронутом месте.

Почва. Песок. Иногда глина, чаще всего твердая, как камень, да еще и с вкраплениями натуральных булыжников. Но хуже всего - плывун. Однажды я упал в жижу на дне ямы и не смог встать. Так и лежал, скорчившись, ощущая, как меня мало-помалу засасывает. Наверное, в конце концов я захлебнулся бы - мне было все равно, - но это, вероятно, квалифицировалось как попытка избежать наказания. Поэтому громила-надзиратель выудил меня из жижи, хлестнул разрядом для вразумления и, осознав электронными мозгами, что довести в этом месте яму до заданной глубины не под силу ни человеку, ни роботу, велел закапывать.