Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места

В большинстве обзоров теорий аффекта выделяются две основные траектории использования нейробиологических исследований для подкрепления их аргументов (Leys 2011, Gregg and Seigworth 2010). Первый из этих подходов наиболее известен по работам Ив Кософски Сэджвик (Sedgwick 2003) и Дэниела Лорда Смейла (Smail 2008). Сэджвик опирается на результаты исследований Томкинса и Экмана, где представлены доказательства «непреднамеренного, телесного объяснения эмоций» (Leys 2011: 439). В работах Сэджвик и Смейла аффекты оказываются врожденными и запрограммированными, они запускаются мозгом-телом и функционируют за рамками сознания без когнитивного вмешательства. На второй подход повлияли монистические идеи Спинозы (Spinoza 1985 [1679] / Спиноза 2019), Джемса (James 1884 / Джемс 1984) и Делёза – Гваттари (Deleuze and Guattari 1987 / Делёз и Гваттари 2010). В рамках этого подхода

аффект помещается в имманентность – средоточие вещей и отношений, а затем в сложные ассамбляжи, из которых начинают одновременно складываться тела и миры (Gregg and Seigworth 2010: 6).

Такое представление об аффекте можно обнаружить в работах Брайана Массуми (Massumi 2002), Найджела Трифта (Thrift 2008), Кэтлин Стюарт (Stewart 2007) и многих других авторов.

В обоих указанных подходах аффект отделяется от эмоций: в понятии аффекта подчеркиваются транскорпоральные, нечеловеческие и инфицирующие аспекты, способность влиять и испытывать влияние (affect and to be affected), снимающую концептуальные ограничения, которые возникают при понимании эмоций в качестве индивидуально-личного опыта или ощущения. Некоторые авторы занимаются только аффектом, включая в него эмоции – для этого используется концепция имманентности Спинозы (Deleuze 2001) или отсутствие у аффекта агентности (Clough 2007, 2013). Делёз и Гваттари (Deleuze and Guattari 1987 / Делёз и Гваттари 2010) определяют все человеческое и нечеловеческое через присущие им аффекты и интенсивности.

Бен Андерсон (Anderson 2006) предлагает трехслойную модель, состоящую из самого глубокого, некогнитивного слоя аффектов, прекогнитивного слоя чувств, которые располагаются между аффектами и эмоциями, и когнитивного слоя осознаваемых и переживаемых эмоций. Другие авторы закрепляют понятие эмоции за артикуляцией аффекта и идеологии (Grossberg 2010) либо за социолингвистическим обозначением личного опыта в рамках социального и культурного мира (Anderson 2006). Как считает Массуми,

эмоция есть субъективное содержание, социолингвистическая фиксация некоего качества опыта, который начиная с этого момента определяется как личный. Эмоция – это интенсивность определенного уровня, конвенциональная, консенсусная точка включения интенсивности в семантически и семиотически сформированные прогрессии, в нарративизируемые схемы действия-реакции, в функцию и смысл. Это интенсивность, которой обладают и которую осознают (Massumi 2002: 28 / Массуми 2020: 116).

Во всех этих исследованиях эмоции предстают социокультурным закреплением аффекта в жизни людей при помощи личного опыта и создания смысла. В таком случае аффект подразумевает телесную интенсивность, способную к трансформации и изменениям межличностного характера. Аффекты распространяются от одного тела к другому посредством циркуляции, передачи и инфицирования, что позволяет устранять границы между человеческим и нечеловеческим, и тем самым формируют альтернативные социальные структуры, такие как ассамбляжи, узлы, коллекции и сети аффективных потоков (Deleuze and Guattari 1987 / Делёз и Гваттари 2010, Latour 2005 / Латур 2014, Amin and Thrift 2002 / Амин и Трифт 2017).