Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места

отдельный класс опыта, который возникает до формирования субъектности и наряду с ним, поверх человеческой и нечеловеческой материальности и между субъект/объектными различиями… Атмосфера представляет собой общее основание, из которого появляются субъективные состояния и сопутствующие им чувства и эмоции (Anderson 2009: 78).

Наиболее важно то, что Андерсон определяет атмосферу пространственно и как свойство объектов и субъектов, которое влияет на другие тела и одновременно их превосходит (Anderson 2009).

Кэтлин Стюарт соглашается, что аффект как «обычный трудоемкий процесс ощущения жизненных модусов» зависит от ощущения атмосферы (Stewart 2010: 340). Согласно ее версии, всевозможные пространства становятся обитаемыми благодаря осуществлению настройки на атмосферу, которую она называет понятием «миротворение» (worlding) – деятельность по чувственному созданию мира (Stewart 2011). Стюарт рассматривает настройку на атмосферу в качестве перемещения внимания на происходящее и ощущение новых и старых возможностей.

Атмосфера является не инертным контекстом, а силовым полем, в котором люди себя обнаруживают. Это не эффект других сил, а прожитый аффект – способность оказывать и испытывать аффект, который вталкивает присутствующее в формирование, выразительность, ощущение потенциальности и события. Это настройка чувств, труда и воображения на потенциальные способы жизни в вещах или жизни посредством вещей (Stewart 2011: 452).

Брайан Массуми (Massumi 2010) в качестве иллюстрации всепроникающей природы и политической силы аффективной атмосферы предлагает убедительный пример того, как атмосфера угрозы изменяет конфигурацию реальности. Напоминая о том, как Джордж Буш – младший отстаивал вторжение в Ирак даже несмотря на то, что там не оказалось «оружия массового поражения», Массуми указывает, что

вторжение было правильным, потому что в прошлом существовала будущая угроза. Стереть такой «факт» невозможно. Одно лишь обстоятельство, что потенциальная угроза так и не стала явной и настоящей опасностью, не означает, что ее не было; она была слишком реальной, чтобы отказывать ей в существовании… Она станет реальной, потому что ощущалась как реальная (Massumi 2010: 53).

По мнению Массуми, угроза имеет определенный способ существования, а страх является ее предвестником. Ощущаемая реальность угрозы может быть пережита индивидуально (эмоционально) и коллективно как «страх». Последний представляет собой аффективный факт присутствия атмосферы постоянной угрозы, сложившееся в стране томительное ощущение, которое внесло свою лепту в переизбрание Буша.

Для объяснения того, как возникает атмосфера угрозы, Массуми опирается на анализ индексов Чарльза Сандерса Пирса. Индексы в этом понимании – это знаки, которые одновременно выступают индикаторами и перформативами. Массуми предполагает, что перформативы, такие как крики «пожар!» или «берегись!», являются самоисполняющимися командами, и утверждает, что, даже когда пожара нет, телесная активация при появлении сигналов «пожар!» или «берегись!» не может быть отменена. Точно так же аффективная атмосфера угрозы может быть спровоцирована и передана при помощи риторики об оружии массового уничтожения, даже если оно так и не будет обнаружено, и эта активация действует так же, как и в случае, когда угрожающее событие действительно происходит. Кроме того, действие индексального знака и сопутствующая активация тела распространяются на окружающую среду. Таким образом, Массуми предлагает способ понимания того, каким образом пространство пронизывается аффектом, затем становится читаемым благодаря социокультурным и политическим сигналам (Ghannam 2012), СМИ и другим формам циркуляции образов (Masco 2008), личных историй и склонностей (Stewart 2011) и далее переводится в социолингвистические категории эмоций или других телесных ощущений (Massumi 2002).