Антрополог Джозеф Маско (Masco 2008) прослеживает историческое конструирование подобных угроз и сопутствующего им негативного аффекта, порождаемого массово распространявшимися после 1945 года изображениями США после гипотетической ядерной бомбардировки. Страх атомной бомбы и апокалиптическое ви́дение будущего оказываются в центре формирования нации начиная с занятий по гражданской обороне времен холодной войны и продолжая «войной с террором» [при Буше-младшем]. Маско убедительно доказывает, что общественные учения, в ходе которых объяснялось, что надо делать в преддверии ядерного взрыва, психологически перепрограммировали людей, а холодная война глобально перестроила повседневную жизнь. По мнению Маско,
производство негативного аффекта и управление им остаются центральным инструментом полицейского государства и демонстрируют первоочередную роль атомной бомбы как средства милитаризации повседневной жизни и оправдания войны в США (Masco 2008: 390).
Хуан Оррантия (Orrantia 2012) также описывает, каким образом последствия террора создают негативную атмосферу в местах, где происходило насилие, наподобие резни в Нуэва-Венеции, небольшой деревне на карибском побережье Колумбии105
. Каждый год здесь проводится католическая месса в память о погибших, но в остальном никаких видимых признаков коллективной памяти нет. Как утверждает Оррантия, остаточные явления террора обнаруживаются в том, что колумбийцы называют «тяжестью», выражаемой фразойВ концептуальном смысле целесообразно вслед за работой Конехеро и Эчебаррии (Conejero and Etxebarria 2007) определить аффективную атмосферу как феномен, основанный на событиях и имеющий пространственную привязку, а за понятием «аффективный климат» оставить более диффузные и структурно произведенные явления. Например, страх и беспокойство жителей центра Манхэттена, упомянутые в начале этой главы, можно рассматривать как феномены, порожденные аффективной атмосферой жизни рядом со Всемирным торговым центром и заново активизируемые каждый год 11 сентября при помощи насыщенных эмоциями медиаобразов рушащихся башен (Low, Taplin and Lamb 2005, Smithsimon 2011, Greenspan 2013). Концепция более широкого, политически индуцированного аффективного климата полезна для объяснения того, как ощущение страха и незащищенности в масштабах всей страны стимулирует и поддерживает полицейское государство (Masco 2008, Sorkin 2008). При таком определении понятие аффективного климата во многом соответствует концепции структуры чувства Реймонда Уильямса (Williams 1977), которую многие ученые используют для описания взаимоотношений между структурными силами и аффективными состояниями в широком смысле. В дальнейших этнографических примерах оба эти термина – «структура чувства» и «аффективный климат» – используются для обозначения откликов и ощущений на уровне нации и государства, а понятие «аффективная атмосфера» указывает на более конкретные и пространственно локализованные чувства, которыми наполнено то или иное событие, место или среда.
Этнографические примеры
Чтобы проиллюстрировать, каким образом эмоции и аффекты формируют пространства и места и формируются ими, мы обратимся к производству аффективного климата и аффективной атмосферы, которое изменило способы ощущения собственного жилья у ряда представителей американского среднего класса. К этой группе относятся в основном семьи из пригородов и городов, ощущающие, что их повседневная среда является опасной или угрожающей, в связи с чем они перебираются в закрытые жилые комплексы, чтобы чувствовать себя в безопасности и защищенности. Рассмотренный ниже этнографический пример основан на полевой работе с жителями нескольких таких комплексов. В этом исследовании подчеркивается, как страхи расового характера, страх перед нелегальными иммигрантами и аффективный климат угрозы, распространяемый государством после событий 11 сентября, способствуют возникновению у жителей ощущения страха и незащищенности в их охраняемых домах и районах.