Информантка по имени Шэрон была готова «отказаться от удобства района ради безопасности»: по ее словам, из‐за постоянного ухудшения состояния района ей стало неуютно в доме, где она прожила более четверти века. В своем прежнем районе она знала всех и с удовольствием ходила в магазин на углу, но «когда съехали Bloomingdale’s и открылся Kmart110
, просто появилась другая группа людей, и район уже не был безопасным местом, как раньше». Выражения «преступность» и «другая группа людей» в этих контекстах представляют собой закодированное указание на расовую или этническую принадлежность. Жителям было легче говорить о преступности и чужаках, нежели справляться с собственными расовыми страхами и желанием отделить себя от людей с другим цветом кожи либо, как в одном случае в Грейт-Неке (штат Нью-Йорк), от религии и этнической принадлежности иранских евреев.Страх перед преступностью как риторическая стратегия также превращается в страх перед бедными людьми, который приобретает преувеличенный масштаб вместе с процессом огораживания жилой территории. Например, информантка Фелисия очень отчетливо соотносит свой страх перед преступностью с бедными людьми, которые живут за пределами комплекса.
Дочь Фелисии ощущала угрозу со стороны рабочих, которые в Сан-Антонио воспринимаются как нелегальные мексиканские иммигранты, и это объединяет антимигрантские настроения, характерные для всей страны, со страхом перед «чужаками», присущим именно этому месту.
Еще одним способом, при помощи которого жители закрытых комплексов выражают страх перед чужаками, выступает их обеспокоенность насчет того, так уж ли неприступны физические и социальные границы их охраняемого объекта. В том, что говорила по этому поводу информантка Карен, можно также услышать отголоски политической озабоченности по поводу нелегальных иммигрантов.