Читаем Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места полностью

Пространственный подход к эмоциям и пространству также включает применение теории аффекта и таких метафорических понятий, как аффективная атмосфера и аффективный климат. Их появление помогает изучать то, как чувствуют и производят чувства сами пространства, не прибегая к репрезентативным теориям, где используются лингвистическая категоризация и атрибуции познания и сознания. Сила нерепрезентативной теории заключается в том, что она направляет внимание на невербальные и доличностные способы коммуникации и передачи того или иного сообщения, а также на распространение воплощенных ощущений при помощи таких механизмов, как «инфицирование», контакт и циркуляция. Аффект определяется как сгусток энергии (intensity) или ощущение, присутствующее внутри тел, групп, взаимодействий людей и нечеловеческих акторов, цепочек случайных событий, и, что наиболее важно для наших целей, аффект присутствует внутри пространств и мест.

Методологические проблемы изучения аффекта и пространства трудно разрешить без таких понятий, как аффективная атмосфера и аффективный климат, которые связывают повседневный пространственный опыт с более масштабными социально-политическими процессами. Кроме того, механизм перехода от эмоций в том виде, как они описываются отдельными людьми, к пространственным и медийным контекстам, которые порождают эти эмоции, обеспечивают понятия эмоциональных институтов и эмоциональных ландшафтов. Однако более существенную гибкость и более творческий подход к осмыслению взаимодействия аффектов, эмоций и пространства и их политического потенциала дают метафоры атмосферы и климата.

В этнографическом примере чувства страха перед преступностью и чужаками, который испытывают многие жители Нью-Йорка после 11 сентября и обитатели закрытых жилых комплексов, также демонстрируется, каким образом эмоциональные институты наподобие СМИ выступают одной из составляющих производства антиутопической структуры чувств. В случае Нью-Йорка понятия аффективной атмосферы и аффективного климата используются для изучения того, как при помощи циркуляции идей и ощущений происходит взаимозависимый процесс формирования угроз национального масштаба и стремления людей к безопасному пространству. Аффект пронизывает как личные локации наподобие дома, так и масштабные пространства: город, штат, всю страну. Отдельные домовладельцы и жильцы того или иного района реагируют на негативную аффективную атмосферу, локализуя аффекты наподобие ощущений угрозы и незащищенности в собственном теле и эмоциональных интерпретациях. Социолингвистическая характеристика аффекта как страха перед преступностью, чужаками и террористами позволяет людям идентифицировать эти ощущения как эмоции, в соответствии с которыми они могут действовать. В еще одном этнографическом примере рассматриваются различные функции, которые аффект выполнял в домашних пространствах Каира во время протестов на площади Тахрир.

Последней рассмотренной концептуальной рамкой является транслокальное пространство – это понятие распространяет концепцию воплощенного пространства на людей, включенных в транснациональные цепочки труда и местопребывания (residence). Жизнь отдельных лиц и групп, находящихся внутри этих цепочек, наполнена сенсорными сигналами, ощущениями и языком каждого конкретного места. Люди, чья жизнь проходит в двух или более местах, разделенных расстоянием, временем, физическими барьерами и государственными границами, имеют одновременный доступ к этим пространствам не только при помощи воображения, но и благодаря материальности своего воплощенного пространства. Этот транслокальный опыт пространства усиливается благодаря пространственно-временному сжатию, мобильным технологиям и приложениям, способствующим постоянному общению и социальному взаимодействию при помощи текстовых сообщений, чатов, видеозвонков, сервисов наподобие Facetime, Skype и EVO, а также мгновенностью актов телекоммуникации.

В то же время транслокальное пространство способно выходить за пределы тел индивидов при помощи аффективных процессов и информационной циркуляции – тем самым оно оказывается не просто опытом какого-то одного человека, а пространственной локализацией множества мест, общих для взаимосвязанных и осуществляющих сетевые взаимодействия семей, районов, групп и сообществ. Эта воплощенная множественность пространства усиливается глубиной устойчивых социальных контактов и непрерывностью социальной и материальной среды, подкрепленной плотными сетями финансовой и эмоциональной поддержки. Рассмотренные в качестве примеров рынок на Мур-стрит в Бруклине и главный автовокзал Тель-Авива представляют собой сложно организованные пространственные узлы, демонстрирующие многочисленные способы, при помощи которых люди, включенные в транснациональные цепочки труда и местопребывания, формируют места и привязанности, превращающие локальное пространство в нечто большее.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука
Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука