Читаем Пространственное воплощение культуры. Этнография пространства и места полностью

В аналогичном ключе Рейчел Хейман рассматривает нестабильное положение среднего класса в США в этнографическом исследовании (Heiman 2015), посвященном тому, как жители пригородов Нью-Джерси борются за сохранение собственной классовой принадлежности, огораживая свои жилые районы и разъезжая на больших внедорожниках. Хейман фиксирует, что семьи, перебирающиеся в пригороды, чтобы купить более дешевое жилье и вести образ жизни белого среднего класса, все чаще сталкиваются с тем, что из‐за структурной перестройки экономики им сложно противостоять давлению классового консюмеризма и дефициту местных бюджетов. Робкие претензии жителей на статус среднего класса и финансовую уверенность оказываются все более уязвимыми: они не в состоянии содержать более качественные школы, общественные пространства и другие значимые элементы инфраструктуры, а кроме того, у них нарастает ощущение незащищенности и тревоги. Езда на внедорожниках и грубость в отстаивании своих позиций (rugged entitlement) выступают отражением экономических трудностей, с которыми сталкиваются жители районов, попавших в фокус исследования Хейман, и их неспособности достичь внешнего блеска американской мечты.

Эти этнографические исследования, посвященные вписыванию в пространство социальных конструкций расы, класса и гендера и обретению ими материальной формы, представляют собой еще один образец понимания того, как пространство и место могут скрывать лежащие в их основе практики исключения и расовые предрассудки. Место может использоваться в качестве основы для конструирования множественных различий, иерархии и идентичности, убедительно рационализируя экономическое и политическое неравенство. Однако последствия всего этого не ограничиваются пространственной сферой: пространственное неравенство также влияет на здоровье отдельных людей и групп, благополучие и жизненные шансы тех, чьи районы и сообщества обделены социальными услугами и доступом к финансовым, образовательным и правовым ресурсам.

Приведенные ниже этнографические примеры представляют собой более детальные иллюстрации использования рамки социального конструирования пространства и места в конкретных культурных контекстах. В обоих рассматриваемых исследованиях сделан акцент на ряде способов функционирования памяти, стертых ландшафтах, расиализации пространства и борьбе за доступ к пространству и его использование, которая шла на протяжении двух десятилетий в Национальном историческом парке Независимости в Филадельфии и в ходе реконструкции центра Бейрута после гражданской войны в Ливане.

Этнографические примеры

Репрезентация и исключение афроамериканцев в Национальном историческом парке Независимости в Филадельфии

Введение и методология

В первом примере мы обратимся к расиализации пространства, ставшей результатом джентрификации центра Филадельфии, которая сопровождала создание Национального исторического парка Независимости (НИПН)49, и рассмотрим последующее социальное конструирование парка в качестве «белого» пространства для туристов и посетителей. В этом примере также демонстрируется, каким образом этнография пространства и места (в данном случае процедура этнографической экспресс-оценки (rapid ethnographic assessment procedure, REAP)) может выступать для Службы национальных парков и местных сообществ чернокожих стимулом и программой действий. Эти действия были направленны на то, чтобы добиться изменений за счет восстановления на территории парка афроамериканских пространств и репрезентаций, повышающих инклюзивность и ощущение принадлежности к месту. Данное этнографическое описание основано на процедуре REAP50, проведенной в 1994–1995 годах (Low, Taplin and Scheld 2005), и оценке воздействия полученных результатов на афроамериканцев и других местных жителей двадцать лет спустя (Fanelli 2014). В исследовании использовался целый ряд качественных методов, таких как включенное наблюдение, интервьюирование, фокус-группы и архивные исследования, а также применялось более специализированное картографирование практик использования культурных ресурсов изучаемыми группами (полное рассмотрение методологии см. в: Low, Taplin and Scheld 2005). В этом примере демонстрируется, как этнографические описания пространства и места могут выступать чем-то вроде ангажированной антропологии, поскольку они основаны на сотрудничестве с сообществом, способном выявить процессы исключения и расизм, которые закодированы в пространственных отношениях и антропогенной среде.


История и городской контекст

Перейти на страницу:

Похожие книги

Другая история войн. От палок до бомбард
Другая история войн. От палок до бомбард

Развитие любой общественной сферы, в том числе военной, подчиняется определенным эволюционным законам. Однако серьезный анализ состава, тактики и стратегии войск показывает столь многочисленные параллели между античностью и средневековьем, что становится ясно: это одна эпоха, она «разнесена» на две эпохи с тысячелетним провалом только стараниями хронологов XVI века… Эпохи совмещаются!В книге, написанной в занимательной форме, с большим количеством литературных и живописных иллюстраций, показано, как возникают хронологические ошибки, и как на самом деле выглядит история войн, гремевших в Евразии в прошлом.Для широкого круга образованных читателей.

Александр М. Жабинский , Александр Михайлович Жабинский , Дмитрий Витальевич Калюжный , Дмитрий В. Калюжный

Культурология / История / Образование и наука
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней
Психодиахронологика: Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней

Читатель обнаружит в этой книге смесь разных дисциплин, состоящую из психоанализа, логики, истории литературы и культуры. Менее всего это смешение мыслилось нами как дополнение одного объяснения материала другим, ведущееся по принципу: там, где кончается психология, начинается логика, и там, где кончается логика, начинается историческое исследование. Метод, положенный в основу нашей работы, антиплюралистичен. Мы руководствовались убеждением, что психоанализ, логика и история — это одно и то же… Инструментальной задачей нашей книги была выработка такого метаязыка, в котором термины психоанализа, логики и диахронической культурологии были бы взаимопереводимы. Что касается существа дела, то оно заключалось в том, чтобы установить соответствия между онтогенезом и филогенезом. Мы попытались совместить в нашей книге фрейдизм и психологию интеллекта, которую развернули Ж. Пиаже, К. Левин, Л. С. Выготский, хотя предпочтение было почти безоговорочно отдано фрейдизму.Нашим материалом была русская литература, начиная с пушкинской эпохи (которую мы определяем как романтизм) и вплоть до современности. Иногда мы выходили за пределы литературоведения в область общей культурологии. Мы дали психо-логическую характеристику следующим периодам: романтизму (начало XIX в.), реализму (1840–80-е гг.), символизму (рубеж прошлого и нынешнего столетий), авангарду (перешедшему в середине 1920-х гг. в тоталитарную культуру), постмодернизму (возникшему в 1960-е гг.).И. П. Смирнов

Игорь Павлович Смирнов , Игорь Смирнов

Культурология / Литературоведение / Образование и наука