Простушка. Лгу не могу

Не обнаружить ее следов.

Но было слишком поздно.

Они уже обо всем догадались.

Теперь они знали мой самый сокровенный секрет. Самую горькую правду, которую я держала взаперти. Она выползала наружу, и я не могла этого вынести.

– Прекрати, Сонни. – Мистер Раш поймал мои запястья и притянул меня к себе, удерживая так крепко, что я больше не могла сопротивляться.

Я побрыкалась еще немного, но без толку. Я слишком устала. Устала от боли.

– Она вернется, – твердила я сквозь слезы. – Она скоро придет.

– Шш, – успокаивал меня мистер Раш. – Все хорошо, Сонни.

Он потянул меня к дивану, и мы вместе рухнули на подушки. Я рыдала, уткнувшись ему в плечо, а он гладил меня по голове, как папа в детстве, когда мне снились кошмары. Вот уже лет десять никто меня так не обнимал. Наверное, я уже выросла из родительских объятий. Стала слишком взрослой, чтобы меня утешали.

Но почему-то именно сейчас я снова чувствовала себя маленьким ребенком.

Ребенком, которого бросили много лет назад.

Я слышала, как миссис Раш ходит по дому, но даже не смотрела на нее. Я рыдала и не могла остановиться.

– Она уже едет, – то и дело бормотала я. – Она вот-вот вернется.

Но никто мне больше не верил.

Я сама себе больше не верила.

Не знаю, сколько прошло времени, но миссис Раш перестала расхаживать и подсела к нам на диван. Она положила руку мне на спину, и от этого проявления доброты я заплакала еще горче.

Когда слезы, наконец, иссякли и я смогла перевести дух, миссис Раш задала вопрос, которого я с ужасом ждала:

– Где твоя мама, Сонни?

Я покачала головой, но лгать больше не было сил. Их у меня вообще не осталось.

– Я… я не знаю.

– Как давно ее нет дома?

– Давно. – Я сглотнула и потерла глаза тыльной стороной ладони. – Она иногда уходит. Но… всегда возвращается. Но на этот раз…

– О, Сонни, – пробормотал мистер Раш. – Выходит, тебя не выгоняли из дома?

Я отрицательно покачала головой.

Они не стали допытываться, почему я солгала, и я была безмерно благодарна им за это. Мне не хотелось говорить об этом. Вообще не хотелось ни о чем говорить. Я хотела вернуться назад во времени. В те дни, когда Раши еще не видели этот пустой, пыльный, заброшенный дом. Когда в моей жизни были Эми и Райдер.

Туда, где я еще не была одинока.

– Ладно, – сказал мистер Раш. – Поехали.

– Нет! – Я схватила его за руку. Я ненавидела себя. Ненавидела свой жалобный голосок, который молил: – Не оставляйте меня! Пожалуйста!

– О, милая. – Миссис Раш обняла меня. – Нет. Сонни, мы не оставим тебя здесь. Ты вернешься к нам, договорились?

– Но Эми…

– Любит тебя, – договорил за меня мистер Раш. – И мы тоже.

– Что бы ни происходило между вами, вы обязательно со всем разберетесь, – сказала миссис Раш. – И она тоже хотела бы, чтобы ты вернулась вместе с нами.

Хотя я в этом сомневалась. Мне казалось, что это невозможно после всего, что я натворила. Ведь я солгала ей и об этом. Чем не причина ненавидеть меня еще больше?

Мистер Раш проводил меня к машине, а миссис Раш забрала кое-какую одежду из моей комнаты. На обратном пути никто из нас не проронил ни слова. Я смотрела в окно, глаза горели от слез.

Все кончено. Кота достали из мешка. Я чувствовала себя голой, униженной. Беззащитной.

Когда мы вернулись к Рашам, Эми сидела в гостиной перед телевизором. Она немало удивилась, увидев меня на пороге.

Я отвернулась от нее, пряча лицо. Не сказав никому ни слова, я побежала наверх, в гостевую комнату, где жила все это время.

Я не хотела хлопать дверью – это получилось само собой.

Я упала на кровать, лицом в подушку. Но не заплакала. Просто не могла.

Слез не осталось.

28

Два дня я не выходила из гостевой комнаты.

Отчасти потому, что чувствовала себя потерянной и несчастной и не хотела грузить своей болью других. Но прежде всего потому, что мне было стыдно. Стыдно за свою истерику перед родителями Эми. Стыдно за правду.

Мистер и миссис Раш несколько раз стучались в дверь, но я не откликалась.

Я хотела пойти к Эми, чтобы найти у нее утешение и покой, как это всегда бывало. Я хотела позвонить Райдеру, а еще лучше, если бы он оказался рядом. Обнял меня и сказал, что все будет хорошо. Или ляпнул бы что-нибудь высокопарное и смешное, чтобы я могла поиздеваться над ним и перестать думать обо всем остальном.

Я скучала по ним обоим.

Но больше всего мне хотелось забаррикадироваться в этой комнате, остаться в вечном одиночестве, в наказание за все мои ужасные поступки.

В конце концов голод возобладал над желанием стать затворницей вроде Рапунцель. Я подождала, пока все заснут, и прокралась на кухню.

По крайней мере, я думала, что все спят.

– Почему ты не сказала мне?

Я подняла глаза от миски с сухим завтраком. Эми, в полосатой розово-черной пижаме и пушистых зеленых тапочках, стояла в дверях кухни. Я опустила голову и уткнулась взглядом в шоколадные подушечки, плавающие в молоке.

– Я думала, ты спишь.