Простые люди

Простые люди

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Секретарь крайкома, человек с сединой на висках, с депутатским значком на черном кителе, посмотрел на Головенко долгим, изучающим взглядом и, пожав руку, пригласил сесть.

У стола в одном из кресел сидел коренастый человек в украинской рубашке, с загорелым до черноты лицом. Это был секретарь райкома партии того района, куда ехал Головенко — Сергей Владимирович Станишин.

— Вы едете директором Краснокутской МТС, — сказал секретарь крайкома негромким голосом. — Предупреждаю: дела там не блестящи. С ремонтом тракторов и сельхозинвентаря, надо сказать прямо, провалено.

Станишин шумно вздохнул и крепко потер ладонью серебристый ворс бритой головы.

— Придется, товарищ Головенко, основательно поработать, — секретарь повернулся к Станишину. — Я понимаю, Сергей Владимирович, — тебе неприятно выслушивать это, но… признай сам, что тракторы отремонтированы плохо.

— Что верно — то верно. Признаю…

Станишин не договорил и махнул рукой.

— Основные кадры в МТС хорошие, — продолжал секретарь крайкома, — народ квалифицированный, грамотный, но механика — как его… Подсекин, что ли — вы, товарищ Головенко, проверьте, приглядитесь к нему. Толковый человек там — агроном, Тимирязевскую академию окончил; он трудится над выращиванием новых сортов сои — культуры, важной для страны и кажется, пишет об этом диссертацию. Нужно помочь ему, создать условия для исследовательской работы.

Секретарь встал с кресла и подошел к окну. Он несколько секунд смотрел в окно, любуясь простором бухты Золотой Рог, мягкими перевалами сопок, обступивших бухту, туманной далью моря. Затем повернулся к Головенко.

— Охотно едете директором МТС?

Головенко посмотрел на секретаря, не зная, что ответить. До службы в армии он работал трактористом, в армии был водителем танка и машины знал в совершенстве, но достаточно ли этого, чтобы стать директором МТС?

— Я не соглашался директором… Я соглашался механиком.

— Почему?

— Видите ли, я никогда не работал директором. Я — тракторист.

— Так что же, по-вашему, — улыбнулся секретарь, — директора готовыми родятся?

— Боюсь, что не справлюсь.

Секретарь нахмурился.

— Не нравится мне это слово «боюсь», — сказал он с ноткой недовольства. — Конечно, работать будет трудно, но когда же это большевики боялись трудностей? Нет опыта? Так это дело наживное… Все будет зависеть от вас самого, от вашего отношения к делу. Перед вами, товарищ Головенко, стоит серьезная задача. Бывший руководитель МТС считал себя подрядчиком — выполнил договор с колхозами и дело в шляпе. Это вредное делячество. МТС — организующая сила сельского хозяйства. Она располагает механизмами, специалистами, ее назначение — оказать помощь, научить колхозников вести сельское хозяйство на новых, социалистических началах, основанных на научной и технической базе. Вы понимаете меня?

Секретарь замолчал и испытующим взглядом прощупал Головенко. Потом он протянул через стол руку.

— Желаю успеха, товарищ Головенко. Время не ждет. На днях нужно приниматься за уборку. Это вам будет боевой экзамен на трудовом фронте… Да, кстати, почему вы настаивали, чтобы вас непременно послали в Краснокутскую МТС?

Головенко смутился:

— Видите ли, в этой МТС до войны работал трактористом Николай Решин. Мы дрались с гитлеровцами в одном танке с ним: он — командиром, я — водителем. Мы мечтали после войны вместе поработать. Но… — Головенко тяжело вздохнул и увлажненными грустью глазами взглянул на секретаря, — Николай пропал без вести. Видимо, погиб. Жена его и ребенок, которого он не видал, живут в Красном Куте…

Немного помолчав, он добавил:

— Я-то сам черниговский. Моя семья: мать, отец, сестренка неизвестно где; тоже пропали без вести.

Секретарь слушал внимательно, серьезно, в глубине его глаз затеплился добрый, участливый огонек. Потом он улыбнулся и крепко, без слов еще раз пожал Головенко руку.

Степан Головенко вышел из вагона на маленькой приморской станции. Дежурный по станции — девушка в красной фуражке на пышных белокурых волосах — с любопытством взглянула на плотную, широкоплечую фигуру одинокого пассажира в военной одежде, но тотчас же озабоченно скрылась за зеленой дверью кирпичного вокзала.

Головенко легко поднял большой кожаный чемодан и поставил его на скамейку в ажурной тени кленов. Солнце только что перевалило за полдень. Перрон, раскаленный как под печи, пылал жаром. Головенко снял фуражку с черным околышем, вытер бритую, незагорелую голову платком и присел на скамейку.