Сидорыч скоро догнал его и усадил рядом с собой на доску, положенную на облучья телеги. Лошадь оказалась на удивленье шустрой. Без надобности Сидорыч беспрестанно дергал вожжами, подталкивая Головенко локтем.
— Механик он, может, мужик и ничего, а только ежели разобраться — хреновый руководитель. Нет у него душевного понимания, — надрывно орал Сидорыч, стараясь перекричать гром пустой железной бочки. — Я ему сколько говорю: давай мне, Яков Гордеич, трактор, я тебе пахать буду — я же ведь на курсы зимой ходил. Так ни в какую! А трактора стоят. Нет же трактористов-то. Беда. Ну ни в какую…
Головенко что-то сказал. Сидорыч не расслышал.
— Как ты говоришь?
— Дадим тебе трактор, говорю, папаша.
— Это как понимать? Вы за механика что ли будете?
— Нет, я директором назначен.
— Как, как? — переспросил Сидорыч.
— Директором к вам назначен.
Сидорыч отшатнулся от Головенко и заморгал глазами. Затем он привстал и лихо закрутил вожжами над головой. Лошадь вытянулась и наддала ходу.
Телега, громыхая бочкой, катила по высокой насыпи хорошо укатанной дороги, среди тенистых кустов тальника и шиповника, буйно росших у придорожных канав.
Когда подвода выбралась на пригорок, в широкой долине Головенко увидел раскинувшуюся меж сопок деревню — белые домики в зелени палисадников. Через всю деревню серой лентой тянулось шоссе, упиравшееся за нею в стену тайги. Слева, у подножья высокой лесистой сопки, блеснула река. Чуть правее на пригорке стояло длинное закопченное здание с высокой черной трубой, из которой торопливыми толчками вырывались синие шматки дыма. На пологом склоне сопки расположилось десятка два одинаковых беленьких домиков, с верандами, палисадниками.
— Вот она, МТС наша, — торжественно объявил Сидорыч, показывая на закопченное здание.
Подвода вкатила во двор МТС и остановилась у крыльца конторы.
— Прибыли, пожалуйте, — почтительно проговорил Сидорыч, спрыгнув с телеги. — Не взыщите, товарищ директор, коли что не так… На тракторе я аккуратно езжу, поднаторел… Для пользы же дела…
— Ладно, ладно, все в порядке будет, — рассеянно проговорил Головенко и вошел в раскрытую дверь конторы.
Отогнав лошадь на конюшню, Сидорыч поспешил домой.
— Привез, понимаешь, самого директора, — рассказывал он жене. — Молодой парень, а, видать, дока. С орденом, фронтовик. Всю дорогу, пока его вез, все мне рассказывал, как да что. Я ему говорю, гляди — дело сурьезное, ошибки не дай. Ладно, ладно, отвечает, все в порядке будет. Обещал, между прочим, трактор мне выделить.
— Сиди уж знай… тракторист, — равнодушно отозвалась жена, высокая, черноволосая женщина, ставя на стол тарелку с дымящимся борщом.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
В приемной директора за столом с газетой в руках сидел старик. Он поднял голову, вздернул очки на лоб и строго спросил:
— Вам кого?
— Мне Боброва нужно!
— У них ученый сидит, спорят. Мешать не велели.
Головенко пожал плечами и, постучав, решительно открыл дверь в кабинет.
За директорским столом сидел мужчина лет сорока пяти в белой рубашке с расстегнутым воротником. Белизна рубашки резко подчеркивала его загорелое лицо с маленькой аккуратной щеточкой усов. Он мельком взглянул на Головенко, кивнул ему на стул и опять обратился к высокому с бледным бесстрастным лицом человеку, сидевшему у стола неестественно прямо.
Головенко подсел к открытому окну.
— Получается, что мы с вами, товарищ Дубовецкий, находимся на разных полюсах. Почему так?
«Вот он Бобров», — подумал Головенко, присматриваясь к сидящему.
Дубовецкий медленно поднял брови.
— Вы не понимаете простой вещи: у нас с вами разные области деятельности… Я работаю в научно-исследовательском учреждении, вы — агроном-практик; и вы смотрите на науку с потребительской точки зрения, эмпирически, игнорируя подчас теорию.
Дубовецкий говорил, как бы читая урок, сухо, бесстрастно, явно досадуя на своего собеседника и, видимо, считая его бесконечно ниже себя.
— Для вас, агрономов, основное — практика. Вы считаете ее альфой и омегой всего на свете. Экспериментируете, извините меня, вслепую, ориентируясь на опыт прошлого; внутренних законов явлений вы не…
— Да где вы видели таких агрономов?! — возмущенно перебил его Бобров.
Восклицание Боброва не произвело на Дубовецкого впечатления.
— Вы слишком самоуверенны. Я, как вам известно, работаю в крае довольно продолжительное время, и, пожалуй, не помню случая, чтобы вы посоветовались со мной…
— Позвольте, — перебил его Бобров, — я приезжал к вам…
— Помню. Но… — Дубовецкий передернул плечами — …мы с вами поссорились, и на этом наше сотрудничество кончилось.
— К сожалению, да, — вздохнул Бобров.
— Вот именно, к сожалению… Вы не хотите ориентироваться на признанные наукой авторитеты, для вас больший вес имеет мнение старика-колхозника Шамаева…
Упрек показался Головенко оскорбительным для агронома. Он ожидал, что Бобров вспылит и наговорит дерзостей ученому, но тот спокойно сидел, положив на стол крепкие мускулистые руки. Только по плотно сомкнутым губам да по колючему взгляду видно было, что агроном нервничал, сдерживая себя.