Простые люди

Улица поднималась по пологому склону сопки. Строго говоря, улицы еще не было, была произведена только планировка ее: несколько небольших одинакового типа домов стояли в строгой линии, кое-где виднелись вырытые, обвалившиеся котлованы для построек. Было очевидно, что постройка поселка задержана в самом разгаре.

— Придется трудновато, — продолжал механик, — хозяйство подзапущено. Ваш предшественник Корольков был мировой парень, но плохой директор… Работников опытных нет, все молодежь да старики.

В конце улицы стоял домик побольше других, с застекленной верандой, обвитой зеленым ковром плюща. Перед домом был разбит небольшой садик с ровными рядами молодых яблонь и груш.

— Вот и ваша резиденция, — объявил Подсекин: — Недурно? Располагайтесь. Мешать не буду. О делах завтра, конечно, побеседуем.

— Да, конечно. Попрошу к утру приготовить доклад о состоянии тракторного парка.

— Есть, приготовить! — по-военному козырнул механик.

«Ну и тип!» — с неприязнью подумал Головенко. Подсекин ему не понравился своей развязностью и наглостью, сквозившей в каждом его движении. Видимо, не без оснований секретарь крайкома посоветовал присмотреться к нему. Такого сорта людей Головенко встречал не впервые. Они иногда производят впечатление хороших, «компанейских», не унывающих парней, а на самом деле, — пусты; душонка у них мелкая. Подсекин напоминал ему одного такого «своего» парня, служившего с ним в части. Балагур и щеголь, он со всеми был запанибрата. Все считали его смелым, находчивым. Но после первого же боя он пошел под суд за трусость, которая чуть не стоила жизни нескольким товарищам…

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Квартира состояла из двух комнат и кухни. Стены чистые, очевидно, недавно побелены, полы крашены. В одной комнате стоял стол, несколько табуреток, в другой — железная кровать, покрытая суконным серым одеялом. Все как будто, в порядке. И в то же время Головенко остался неудовлетворенным. Чего-то недоставало в квартире. Он уныло побродил по комнатам и остановился в спальне перед картиной в запыленной раме, очевидно, забытой прежним хозяином. На ней было изображено море, неуклюжий корабль с широким раструбом черного дыма. Головенко снял картину со стены, вынес было на веранду, но, рассмотрев, обнаружил, что картина не так уж плоха, только неимоверно запылена. Он бережно смыл размазанную но полотну грязь под умывальником, и картина предстала перед ним совсем другой. Стройные линии корабля, стремительно рассекающего волны, отчетливо выступили на ней. Головенко пристроил ее в первой комнате над письменным столом.

Отдохнув, он вышел на улицу. Сопки уже тонули в фиолетовой дымке угасавшего дня. Верхушки тополей, окружавших контору, горели апельсиновым отблеском заката. Деревня, из конца в конец видимая из поселка, лежала в глубокой тени, падающей от высокой сопки. По распадку за деревней стлалась голубоватая дымка. С полей доносился звон кузнечиков. Головенко бросил в траву недокуренную папиросу, привычным движением руки поправил ремень и быстрым шагом пошел под гору.

Его не покидала мысль увидеть Решину. Кто знает, может быть, есть что-нибудь от Николая… И тогда все будет хорошо.

Около крайнего дома стоял небольшого роста парень в голубой майке со сложенными на груди мускулистыми загорелыми руками. Он разговаривал с молодой женщиной в коричневом, усыпанном белыми горошинами платье, плотно облегавшем ее чуть полную, но стройную фигуру. Парень, повидимому, рассказывал что-то смешное. Женщина смеялась, откинув голову с пышной прической золотистых волос, и это придавало ей вид независимый, гордый. Заметив Головенко, они оба повернулись и с любопытством смотрели на него.

Поровнявшись, Головенко по привычке приложил руку к козырьку фуражки:

— Извините, не скажете ли, где живет Мария Васильевна Решина? — обратился он к парню.

Парень ответил не сразу. Он шагнул к нему и почему-то тронул открытую загорелую шею своей широкой, сильной ладонью. Лицо его вдруг потемнело, белесые выцветшие брови сдвинулись. Парень откашлялся.

— Решина?.. Здесь… в этом доме…

— Первая дверь слева, — добавила женщина грудным голосом. Головенко взглянул на нее, встретившись с прямым взглядом больших синих глаз, опушенных густыми темными ресницами. Поблагодарив, он пошел к дому.

Лицо парня остановило на себе его внимание.

«Кто это такой? — спросил он себя. — Где-то я видел его…»

Однако, войдя в темный коридор и, нащупав дверную скобу, он тотчас же забыл о парне. Осторожно постучал в дверь.

— Войдите! — послышался из-за двери негромкий голос.

Через секунду он стоял перед хозяйкой, одетой в простенькое розовое домашнее платье. К ее ногам жался мальчик лет трех, в синеньких штанишках. Лобастый, белокурый он исподлобья смотрел на него. Головенко, будучи не в силах сдержаться, воскликнул:

— Вылитый Николай! Ведь это же копия Николая!

Молодая женщина чуть слышно спросила:

— Вы знали Николая?

— Колю? Как же его не знать. Два с половиной года воевали в одном танке.