Простые люди

Маша, раскрасневшаяся с блестящими карими глазами, была на горке.

Председатель колхоза в новом черном полушубке, отороченном серым барашком, в серой каракулевой шапке с зеленым донышком держал речь:

— Задача, хлопцы, такая. Старт у правления колхоза. Бежать по дороге, потом свернуть налево, мимо хаты деда Шамая и на вершину сопки, а там прыжок — и вон, у той балочки — финиш. Кто первый придет, тому приз от колхоза, — патефон и 25 пластинок. Понятно? Желающие записаться, идите к Вале, к товарищу Проценко.

Через полчаса приготовления были закончены. У балки на финише трепыхались красные флажки. Здесь с часами в руках стоял сам председатель. Стартом командовала Валя Проценко, секретарь комсомольской организации.

Трамплин был высокий поэтому смельчаков нашлось всего семеро: трое колхозников и четверо военных, в том числе и Николай Решин.

Маша с подругами съехала на лыжах вниз, чтобы лучше было наблюдать прыжки.

У подножья пологой сопки уснула под снегом река. Над ней возвышалась высокая отвесная стена, с которой предстояло прыгать лыжникам. А дальше расстилалось ровное поле.

— Обрыв-то!.. Ой какой — страшно! — У Маши захолонуло сердце.

По сопке, размахивая руками, бегали ребятишки. Вот один лыжник показался на вершине, за ним второй в зеленой военной гимнастерке. «Николай!» — узнала Маша. Потом появились остальные и, развернувшись в шеренгу, стремительно понеслись вниз. На секунду они скрылись в ложбине, но тотчас же вылетели на гребень. Николай — впереди… В страхе за него, Маша закрыла глаза, а когда, открыла их, то четверо лыжников уже приближались к финишу. Двое барахтались в снегу, один шел по гребню сопки со сломанной лыжей в руках.

В четверке Маша узнала Николая. Она побежала к финишу, куда с веселыми криками уже мчались мальчишки.

Николай увидел ее. Опираясь на палки, тяжело дыша, раскрасневшийся от бега и волнения, он улыбался ей. Маша вдруг обозлилась. Еще бы! Она столько пережила, а он, как ни в чем не бывало, улыбается.

— Сумасшедший!.. Еще смеется… — крикнула она, подойдя к нему вплотную, и на глазах у нее появились слезы.

А Николай вдруг захохотал громко и радостно. Поняв все, он бросил палки, мягко привлек Машу к себе и поцеловал прямо в губы.

— Вот это награда герою! — крикнул председатель колхоза и расправил шубяной рукавицей свои пышные усы.

Кругом засмеялись. С влажными глазами и Маша засмеялась вместе со всеми.

Николай Решив демобилизовался, женился на Маше, вступил в колхоз и стал работать трактористом в Краснокутской МТС…

В июне, когда приморская весна властно вступила в свои права и величественная тайга, наливаясь живительными соками, огласилась суетливым птичьим гомоном; когда распадки и склоны сопок покрылись роскошным ковром нежнорозовых пионов, фиолетовых ирисов, огненных саранок, голубых колокольчиков; когда в душистом, пьянящем воздухе неумолчно завел свою ликующую песню жаворонок; когда хлебные поля в ласкающих лучах солнца пошали в рост изумрудные зеленя, обещавшие обильный урожай, — как гром среди ясного неба разразилась война.

Николая призвали в армию, и он уехал во Владивосток.

Вместе с Николаем из Красного Кута уехали многие трактористы, слесари МТС, колхозники. Ушел и агроном МТС Янковский.

Когда проходил эшелон с едущими на фронт, Маша вместе с другими женщинами вышла на станцию. Матери, жены и сестры уезжавших сидели с узелками на траве в садике перед вокзалом. Многие из них никогда раньше не видели друг друга, но сейчас делились своим горем, как давние подружки.

Немолодая, веснущатая женщина с прядью выбившихся из-под красного платка седеющих волос рассказывала черноглазой молодой украинке:

— Мой-то, слышь, грабли делал в сарае к сенокосу. Он у меня мастер — золотые рученьки. А я стирала бельишко около сарая. Вдруг, милая моя, сынишка старшенький, Петюшка, бежит и кричит: «Пап… Пап… Иди товарища Молотова слушать. Немец на нас войной пошел!» Мой-то, как услышал, бросил, слышь, рубанок и к радио. Послушал, милая моя, — весь с лица сменился. Только и сказал: «Ну, мать, готовь бельишко да чего на дорогу, пойду с немцем воевать». У него отца на гражданской немцы убили.

Украинка смотрела на нее грустными глазами и, занятая своими думами, не видела ее. Празднично одетые ребятишки, пришедшие вместе с матерями, с криком гонялись друг за другом.

Одна женщина торопливо рассказывала другой:

— Мой-то мне приказывал, чтобы я ему часы вынесла к поезду; дареные они от колхоза, за ударную работу.

Она цепкими пальцами развязала носовой платок с голубой каемкой и показала блестящие никелированные часы.

Маша, стыдясь беременности, прикрывалась большим шелковым платком с кистями. Сидя на скамейке, она с удивлением оглядывала цветистое сборище людей. Подруга Маши — жена агронома — Клава Янковская, в черном платье, нервно прохаживалась на платформе. Изредка она присаживалась к ней. Они обменивались ничего не значащими фразами, и Клава снова вставала и принималась ходить.