Кладовщик, густо дымя самокруткой, торчащей из-под седых казацких усов, придирчиво обследовал запаянные места самовара, поколупал их ногтем и бережно поставил его на полку.
— Подходяще сделано! Сашкина работа…
Он долго, шевеля усами, писал приемный акт и, вручив его директору, объявил:
— Можете не сомневаться, никуда не денется без закону. Выдадим согласно требованию.
Головенко осмотрел мастерские. Подошел к старому, степенному на вид токарю.
Тот вытер замасленную руку задубевшим от мазута фартуком и протянул ее директору.
— Саватеев.
Увеличенные толстыми стеклами очков глаза его смотрели строго. Он обмахнул табуретку и подвинул Головенко.
— Садитесь, товарищ директор.
Сам присел на станину и закурил черную обгоревшую трубку в медных кольцах.
Токарь Саватеев года за два до начала войны поступил в МТС. До этого он работал на строительстве завода. Когда завод был пущен, Саватеев заскучал и подался в МТС, услышав о начавшемся здесь строительстве. Он был и плотником, и слесарем, и токарем, но любимой его профессией оставалась профессия монтажника.
В детстве он ходил со своим отцом-плотником подручным из деревни в деревню. Строили дома, овины, амбары. Отец был веселый человек, играл на гармонии, и вятская тальянка при переходах всегда болталась у него за спиной на кожаном ремне.
— Милое дело, Павлушка, дома строить, — говорил он сыну. — С твоих лет с тятенькой покойным начал да вот по сию пору хожу, украшаю земельку нашу.
Отцовская страсть к строительству передалась сыну. Как только закончилась гражданская война, Саватеев, не снимая шинели, ушел на стройку, учился на курсах и стал монтажником. Потом овладел слесарным и токарным делом.
— От Урала до океана прошел. На каждой версте, поди-ка, моя рука приложена, — не без гордости говаривал он.
С началом войны Саватеев перешел на токарный станок, но душа его томилась по строительству. Впрочем, он не терял надежды, зная, что после войны строительство мастерской будет продолжаться. В МТС он не мало подростков обучил токарному делу.
Неторопливо он рассказал Головенко об МТС.
— Конечно, без дела сидеть не приходится. Да что толковать, сами своим глазом всё увидите…
Во время разговора несколько раз к Саватееву подходили рабочие. И по тому, как они выслушивали указания старика, было видно, что Саватеев пользуется здесь уважением.
— Неважные дела, запущено всё, — сказал Головенко.
Саватеев вздохнул:
— Этот вопрос мы уже ставили на партсобрании… Конечно, кое-чего добились — убрали от нас Королькова. Вот теперь вы пришли… Видите ли дело какое: мы — хотя бы меня, к примеру, взять, да вот и ребят тоже — мы же душой болеем за работу, но бывает и так, что делаем не то. Как бы и без дела не сидим, а вот возьми ты!.. Наточил я втулок, «стахановец» говорят, на краевую доску вывесили, а к чему? Лежат втулки в кладовой. Лишку наделали. А при нехватке рабочей силы это, я вам скажу, — преступление, потому машины стоят, к ним кое-что другое нужно. Нам руководитель нужен, чтобы за сто верст вперед видел.
Трудно было определить по внешнему виду возраст Саватеева. Он принадлежал к той категории людей, которые, однажды постарев, остаются такими на долгие годы. Худощавый, чуть сутулый, он был крепок, как дубовый кряж. Большие руки с цепкими и ловкими пальцами, не привыкшие к праздности, беспокойно перебирали блестящий, точно отполированный нутромер.
— Народ у нас, я вам скажу, хороший, работящий, их только настрой — дело пойдет. С умом надо, с понятием. Прикинуть наперед, что и как, перспективу открыть перед ними. Вот дело то в чем.
Рассудительная и спокойная речь Саватеева произвела на Головенко хорошее впечатление. Неприятный осадок от сцены с самоваром постепенно сгладился. В хорошем настроении он вышел из мастерской. Дождь уже перестал. Омытая дождем яркая зелень нежилась в лучах солнца. По сопкам еще скользили темные тени облаков, стремительно, как огромные птицы, взмывая к вершинам. Но все уже выглядело нарядно, празднично.
Как только Головенко открыл дверь конторы, голоса разом смолкли.
— Доброе утро, товарищи, — поздоровался директор с трактористами и, проходя в кабинет, прибавил: — Кто ко мне, прошу заходить.
Люди гурьбой направились следом за ним, шаркая ногами, тихо переговариваясь.
Головенко снял промокшую шинель и, поглаживая одной рукой голову, сел за стол на обитое черным дерматином кресло. Чувствуя на себе взгляды трактористов, он улыбнулся:
— Садитесь, товарищи.
Трактористы шумно расселись на стульях. Механик с агрономом Бобровым устроились у стола, стоявшего в притык к директорскому.
— Ну, что же, давайте поговорим, как идут дела.
Сначала все молчали, потом постепенно оживились и стали рассказывать о неполадках в МТС, о частых простоях машин, снижающих выработку.
Головенко внимательно слушал, изредка опуская глаза к столу, чтобы сделать заметку в блокноте. Собравшиеся заметили, что директор правую руку держит неестественно.
Трактористы жаловались на мастерские, обвиняя слесарей в задержке ремонта. Головенко серыми, холодно поблескивающими глазами с неудовольствием посматривал на механика.