— Что нужно для того, чтобы все тракторы и комбайны через неделю вышли в поле? — спросил он его неожиданно.
— Через неделю? — механик усмехнулся. — Неделя, товарищ директор, срок нереальный…
— Это почему?
— Запасных частей нет. Нет людей.
— А как загружены работой люди?
Механик вместо ответа чиркнул ладонью по горлу. Девушки фыркнули. Этот жест Подсекина был им знаком.
— А вы не пробовали из старых запасных частей кое-что выбрать?
— Ну, как не пробовал? Все свалки перерыты.
Головенко бросил карандаш на стол, откинулся на спинку кресла и тихо сказал:
— Дело, товарищи, неважное! С такой техникой мы урожая не уберем. Вы, товарищ механик, напрасно оправдываетесь. Вам давно следовало бы организовать полевой ремонт тракторов. Вы знаете, чем у вас в мастерской занимаются: паяют и лудят. Только не то, что положено. Я не напрасно спросил о свалке. Ее в этом году не трогали: она заросла бурьяном.
Подсекин нервно вздернул голову.
— Ни одной детали, ни одного ключа вы не сделали, а вот самоваров да кастрюль запаяно, я думаю, не мало. Помощь населению — дело, конечно, неплохое, но мы призваны хлеб убирать, а не кастрюли чинить. Я вас, товарищи, задерживать не стану. Прошу внимательно просмотреть свои машины и выяснить — какой ремонт требуется, а мы с товарищем Подсекиным подумаем, как организовать его. Вот и все. А сейчас прошу отправиться в поле и заняться машинами. Дождь, я думаю, вам не помешает.
Головенко хитро улыбнулся и встал из-за стола.
— Ну, этот парень, кажется, подходящий, — сказал о Головенко бригадир трактористов Лукин. Высокий и широкоплечий, с пушистой во всю грудь бородой с медным отливом он неторопливо вышагивал по скользкой после дождя тропинке.
Тимофей Михайлович Лукин, или дядя Тимоша, как его здесь звали, родился в Красном Куте. С детства его тянуло к машинам. Впервые он сел на трактор лет двадцать назад, когда в Красном Куте организовалась коммуна. Позже дядя Тимоша ушел в город и несколько лет работал машинистом на лесопильном заводе. А когда организовались МТС, вернулся в родную деревню и с тех пор уж не покидал ее.
Это был трезвый, неторопливый в выводах человек, пользовавшийся в Красном Куте всеобщим уважением. В дни войны коммунисты избрали его секретарем парторганизации.
— Простой парень, а видать дотошный, — сказал он, медленно и веско выговаривая слова.
Шедший рядом с ним Федор тоже думал о Головенко. Его беспокоило, почему Головенко, как только приехал, — пошел к Марье Решиной. То, что директор оказался простым человеком, обезоруживало его. Головенко понравился Федору.
— У этого, пожалуй, дело пойдет, — продолжал бригадир. — Главное дело — в корень смотрит. Ишь, как он механика подсек. Тот как кумач красный стал.
— Не торопись с выводами, посмотри сначала на работе, — возразил Федор.
— Это правда, конечно, а только человека сразу видно! Другой бы приехал, накричал — там плохо, здесь нехорошо… А этот… Главное, ведь сразу определил, в чем загвоздка. Сразу понял. Я так думаю, что он Подсекина насквозь видит. Он всю усадьбу обошел, а потом в контору. Вот как!
Федор молчал. «Почему все-таки он пошел к Марье», — мучительно думал он.
— Слушай-ка, Федя, сегодня к семи директор просил собрать коммунистов. Не забудь — приходи. Поговорить, сам знаешь, есть о чем, — сказал на прощанье Лукин.
Валя Проценко и Шура Кошелева, выйдя из кабинета, подошли к Клаве Янковской. Кивнув головой на дверь, она спросила:
— Как? Сердитый?
— Какой там сердитый! Простой человек, — отмахнулась Шура.
Валя Проценко навалилась грудью на стол и, блестя черными глазами, зашептала:
— С лица будто и неинтересный, а как улыбнется, ну, право, знаешь… А глаза какие! Так и кажется, что он тебе в душу заглядывает.
В это время из двери кабинета высунулось хмурое лицо механика:
— Товарищ Янковская, к директору.
Клава, торопливо поправив прическу, пошла в кабинет.
Директор встал и пристально посмотрел на нее: он узнал в ней ту красивую женщину, у которой спрашивал, где живет Марья.
— Будем знакомы, Клавдия… Клавдия…
— Петровна, — подсказала она.
— Петровна? Да мы с вами почти тёзки. Меня зовут Степаном Петровичем. Возьмите направление и напишите, пожалуйста, приказ, как там нужно, что я приступил к работе. Вот пока и всё.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Головенко с Подсекиным пошел в поле. С шоссе они свернули на размякшую от дождя проселочную дорогу.
Они осмотрели тракторы, поднимавшие пары. По полю идти было трудно. Подсекин нехотя брел за директором, проклиная в душе свою жизнь, А Головенко шел бодро, расспрашивая Подсекина обо всем. Тракторы он осматривал долго и придирчиво. На обратном пути он задумчиво, как бы отвечая на собственный вопрос, сказал:
— Да, тракторы надо, пожалуй, ремонтировать.
— Как? Сейчас? Накануне, уборки?
— Именно накануне, иначе они встанут во время уборки, — с ударением сказал Головенко.