Простые люди. Трагедии на каждый день

Но отчего рука так холодна… Алексей Николаевич взял ребёнка на руки. Тот был весь холодный. Алексей Николаевич ворвался в спальню, разбудил жену. Они вместе бежали, трясли маленького сына, поднимали его, будили…

«Я! Я во всём виноват! – сползал по стене на корточки Алексей Николаевич. – Я этого хотел!»

Что-то мелькнуло в шкафу и погасло.

Чудеса случаются

Катя прошмыгнула в свою комнату и аккуратно, тихо, чтоб никто не слышал, закрыла за собой дверь.

Как это всё надоело. Каждый раз одно и то же. На кухне гундели пьяные голоса. Квартиру заволакивал дым сигарет. Всё: одежда, покрывала, подушки, шкафы, обои, – всё было окутано кислым противным смрадом ежедневной попойки.

Отец Кати попал в аварию. Сел пьяный за руль. Обычно проносило, в этот раз – обычность сломалась. Привычного чуда не случилось, произошли перемены: он лежал пару месяцев на кровати в Катиной комнате. Мать заботилась о нем, как могла.

А могла она только так: доверить заботу об отце его же дочери.

А что могла Катя в неполных 12 лет? Поправлять подушку? Приносить воды? Да откуда она знала, как надо заботиться? В кино по телевизору делали именно так: сидели рядом с больным, иногда гладили по голове, разговаривали.

Разговаривать с отцом было невозможно. Он лежал. Как кукла. Вонючая тяжелая кукла. В ее кровати. Маленькой она мечтала о том, чтобы у нее были игрушки. Но не такие, а какая-нибудь хорошенькая розовая пластмассовая девочка с гнущимися руками и ногами, которую можно переодевать и возить в коляске.

Отца надо было переворачивать и протирать. Грузное серое тело человека, которого она ни разу, сколько помнит, не видела трезвым, теперь надо было еще и уважать. За что уважать, Катя не спрашивала, просто так положено. Но даже с уважением, даже, если преодолеть отвращение, сил приподнять тело не хватало, приходилось звать мать.

Мать являлась в комнату в сползшей грязной ночнушке под замызганным халатом, вымазанная красной помадой, всегда полусонная и полупьяная. Материла Катю и ее отца.

Как ни гнусно вспоминать, всё же в эти минуты Катя чувствовала хоть какую-то общность хоть с кем-то в мире, пусть даже с этим вонючим куском человека, ее отцом: их обоих ругали, и это сближало. Сейчас она вспоминала те моменты с удовольствием, потому в них не была настолько одна. Сейчас казалось, что тогда была счастлива. А тогда считала, что счастлива не была никогда. Хотя, как стало ясно теперь, тогда счастлива была уже хотя бы потому, что не знала счастья: то есть не о чем было жалеть.

Счастливы были только те, которые в телевизоре: с белыми зубами, с собаками в обнимку, с гладкими ногами, верными мужьями-красавцами, с добрыми непьющими родителями в красиво украшенных под рождество домах… Ей тоже хотелось быть счастливой.

Кто ж знал, что ее счастье будет таким маленьким и уродливым: ворочать тело отца под матюги матери. Счастье быть не одинокой, пусть даже в прокисшем вонючем союзе, в союзе с бессмысленным молчаливым обрубком. В союзе не с куклой и не в мечтах, а с живым, да,

Отец умер. Казалось бы, куда хуже. Оказалось, можно и хуже. Теперь вместо отца в доме стали бывать разные мужчины. Мужчины разные, чаще пьяные, мать всегда пьяная, а Кате уже 17. Фигурой она пошла в мать: сама маленькая, буфера огромные…

Сегодня Катя мышью прокралась в комнату и тихонько щелкнула щеколдой. Выбить задвижку мог любой очередной мамин ухажер, и такое бывало не раз, но все же частенько она спасала от навязчивых ухаживаний. Очередной пьяный охотник до буферов пару раз толкался в дверь и уходил: в открытом доступе была мать. Не так приятно, но без усилий. Это спасало.

Сегодня, в канун нового года, счастья хотелось особенно сильно. Телевизор покорно, по щелчку, показал все известные ему варианты: известная певица, очень известная певица, жена известного человека, любовная история, женщина, выходящая замуж, женщина-мать пятнадцати детей, женщина, отказывающая красивому мужчине, много известных певиц в одном месте, богатая женщина с грудью, богатая женщина с губами, богатая женщина с красивым лицом…

Кате было всего семнадцать, но она уже давно не витала в облаках, как многие ее сверстницы. Те, глупышки, еще верили, что встретят какого-то там принца, верили в любовь, самое смешное – они надеялись, что смогут чего-то добиться в жизни, кем-то стать, они даже старались сдавать экзамены на хорошие отметки.

Катя давно всё понимала: принцев в округе не существовало, петь было уже поздно, стоило начинать с первого класса школы. Единственные из известных телевизионных вариантов счастья, которые были доступны: вариант матери пятнадцати детей и… чудо. Ни то, ни другое не требовало отметок или знаний. Если становиться многодетной счастливой матерью, начинать стоило уже сейчас. Но Катя тянула. Она все еще надеялась на чудо. С этими чудесами твердо известно: чтобы они сбылись, надо верить, нельзя веру бросать.