Он схватил девчонки за плечи и начал трясти, заглядывая прямо в ее испуганные глаза.
– Не смотри! Не смотри! Не смотри!!!
Как стать всемогущим
Игра удалась. Он рассовывал мятые купюры в карманы штанов. Бумажки липли к потным красным ладоням и никак не хотели ложиться аккуратно.
Антон не злился. Сегодня весь мир был у его ног, ничего страшного, если парочка купюр достанется асфальту.
Асфальт, промокший от летнего дождя жадно впитывал в себя мятые бумажки, заполняя цветные линии темной ползущей водой, захватывая оттиски городских видов, навеки затопляя бесцветные копии достопримечательности.
Антон задумался; яркий, красивый, в отблесках фонарей некогда серый противный асфальт сейчас сверкал изумрудами и рубинами светофоров, переливаясь золотом отражений из окон, маня всеми оттенками самоцветов. Волны бриллиантового плеска топили города, обозначенные на хлипких бумагах, поглощая навек жизни и судьбы улиц и перекрестков, жителей и строения, набросанные штрихами на купюрах.
– Вооо, – протянул Антон и поднял руки вверх.
Так он стоял некоторое время, слегка покачиваясь на неверных ногах, изумленно уставившись на дорожное покрытие.
Бумажки, о которых он так мечтал, к которым тянулся жадными руками, сейчас на его глазах превращались в ничто, в обыкновенные грязные клочки удивительно тонкой бумаги, такой тонкой… Да, туалетная бумага, самая дешевая магазине у дома, так же быстро впитывала в себя все и так же быстро приходила в негодность.
– И всё? – капризно спросил Антон у бумажек, резко опустив руки.
При этом движении он сильно качнулся, и, чтобы удержать равновесие, наклонился вперед.
– Всё? – уточнил Антон снова.
Бумажки молчаливо, тая под ногами.
– Пфф, – выдохнул Антон и смачно сплюнул на грязные обрывки.
Хотелось пить. Ночное кафе пошло выплевывало на дорогу темный матовый свет, словно беззубая старуха пыталась приманить подвыпившего подростка.
Антон поморщился, но не отказал. Воздух внутри насквозь был пропитан кислым пивом и застарелой блевотиной.
Дышать стало нечем. Пыльные портьеры томного бардового цвета, тут и там заправленные в черные банты вокруг столов, кажется, удавом обвивались вокруг шеи, затягивая в черное прогорклое нутро мерзкого кафе.
Глаза слезились. Голова кружилась. Казалось, та самая вода, которая топила нарисованные города на купюрах, дошла и до этого места, поглощая и кафе, и блондинистую официантку, и самого Антона.
– Нет! Не меня! – вскрикнул Антон. – Вот их! Их!
Каждое «их!» он сопровождал разбрасыванием купюр, принося в жертву вездесущему морю другие города, других людей, чтобы выжить самому. Казалось, жертвы его кричали, хватали его за руки, толкали в спину, просили о чем-то, наверное, о пощаде, но Антон был неумолим.
– Только не меня, – шептал обессилевший Антон.
«Так вот зачем? Вот, зачем я жил, вот, зачем хотел эти бумажки, вот зачем всю жизнь ради них, вот какой великий смысл в них – они моя жертва ради жизни, они уведут под воду города и людей, другие города и других людей, только не меня,» – озарило Антона. – «Я всемогущ! Я бог! Я решаю, кому жить! Я – кому умирать!»
Озарения сыпались на Антона, как звезды в августе, он проникал в самую суть вещей, с легкостью за секунды постигал устройство миров…
Перед глазами сменялись эпохи, мелькали лица: блондинки, брюнеты, красное лицо в фуражке. Медленно, как в замедленной съемке, Антон увидел выплывающий из пустоты кулак, должно быть, символ…
Голова раскалывалась. Денег не было. Чудные миры тоже исчезли. Осталась горечь свергнутого с неба Бога, не успевшего довершить свои великие дела.
«За что?» – горько подумалось Антону. – «За что? Я бы столько успел…»
Ядовитой змеей забралось под солнечное сплетение воспоминание о том, как он вчера разбрасывал деньги. Стало стыдно, до спазма в желудке. Антон спрятал голову под руки, только не было знакомых, которые могли его увидеть.
Тупая ноющая тоска по былому могуществу, по знанию мира, по великому знанию, которым он владел вчера, обволокла сердце. Хотелось еще. Еще немного, он сможет удержать это понимание, он спрячет его внутри, и больше не станет делать глупости.
В книге – заначка. Антон набрал нужный номер. Он все сделал правильно. Инсайда не было. Была легкость, была грусть, была паника. Затем была головная боль, был хмурый день, поганый вечер, мерзкие соседи, отвратительные передачи. Великого знания, всемогущества не было.
Он попробовал снова. Только тоска. Беспросветная, как обои в прихожей.
Потом и обои в прихожей выгорели. Потом не стало и Антона. Тоска проглотила всё, оставив только запах сырости и темные паучьи виселицы по углам.
– А папа домик строит далеко-далеко, вот как построит, так и нас с тобой привезет. А пока что ему никак, не может приехать, – Ольга гладила сынишку по растрепавшимся волосам.
– Папа хороший. Все-все умеет, все знает! – мечтательно проговорил малыш. – Он и меня всему научит?
Про Буку Страшного