– Подождите, я не понял, мы здесь не солдатики, нас пулей не надо, мы свободные граждане великой страны. Во-первых, у нас медицина на высшем уровне. Не какие-то там старенькие хирурги и их жёны. Вы просто не знаете, наш эксперимент был засекречен.., – не выдержал Николай.
– Иха! – засмеялся дед. – Про эксперимент ваш секретный у нас тут любой пацан знает. Собирают вас, колют шмурдяк и смотрят, чтО с вами будет. Никаких врачей там нет у вас. Сидят девчонки, глядят, выживете вы или подохнете. Как подохнете, они куда надо звонят. Мол, вывозите. Понял?
– Нет, не понял! – разошёлся Николай. – Вы телевизор совсем не смотрите? У вас какие-то завиральческие идеи, наверное, со времен первой мировой еще остались, вы не из масонов? Теория всемирного заговора знакома?
– Тихо-тихо, – Никита с Мишкой насели на Николая, и он сдался.
– Дед, не томи, говори, что тут у вас происходит, – серьёзно потребовал Мишка.
– Ты себя в зеркале-то давно видел? – печально спросил старик.
– А что? – насторожился Мишка.
– А то, что в палате ж вашей зеркал-то не было?
– Ну, – кивнул Никита. – Не было.
– Ну так чего в сенях стоишь, проходи в кабинет, гляди.
Мужчины робко прошли в комнату. Их встретила милая опрятная старушка, пригласила садиться на тут же расположенный диванчик. Это была не то, чтобы комната, но комната, совмещённая заодно и с ванной, и с кухней. Тут было всё, что нужно для жизни, кроме самого пространства для этой самой жизни. За холодильником стояло на полу большое потемневшее зеркало.
Оттуда на мужчин глядели трое то ли бомжей, то ли стариков…
Следом вошёл старик.
– Ну что? Подходи по одному сюда. Прямо к окну идите, – скомандовал он гостям.
Первым подошел Мишка. Старик деловито, словно доктор, осмотрел его: язык, глаза, понажимал всюду, побил костяшками пальцев, задал вопросы. То же самое он проделал и с остальными.
– Ну, что, ребятушки. Печени у вас больше нет, – сухо объявил он после осмотра.
– А ты откуда знаешь? – удивился Никита.
– А я тот самый хирург и есть, и жена вон моя, Маша, мы с ней вместе *** войну прошли. Знаем, видали всякое.
– Какой же вы хирург! – снова не удержался Николай. – У нас врачи – это элита общества. Врачи живут хорошо, а вы тут в свинарнике! Какой же вы врач?! Вы, наверное, разжалованы за свои ошибки! Врачи у нас получают зарплаты как президент почти, им квартиры дают и всячески уважают. Вон сколько акций было – им даже еду возят на машинах! Это один из самых уважаемых слоёв нашего общества! А вы?! Какой вы, к черту, врач?!
– Тихомиров я. Может, слышали, ребятки? В *** кампании кто ребят молодых спасал? Военные хирурги. Вот я такой. А живу я не так, как в телевизоре, так это все так живут. Особенно, кто работать умеет, а не отчёты писать…
– Тихомиров?! – удивился Никита. – Тот самый?! За что так с вами?
– А за то, к примеру, что в эксперименте типа вашего не участвовал. За то, что говорил, что врачам оборудование надо. Что зарплата нужна… За болтливость, в общем, – рассмеялся старик.
– Ну дела-а, – протянул Мишка. – Старик, помоги нам, что тут происходит вообще.
– Это просто. Что происходит? Вы находитесь на территории военного городка. Война. Мальчишек увезли. Бабы одни остались с детьми. Дорогу к нам закрыли. Сидим-кукуем. Вопрос в другом: вы жить-то хотите? Или ничего так, без печёнок походите?
– Да что с нами?
– Что на вас тестируют, я не знаю, и знать не хочу. Видел, трупы разбухшие оттуда по временам вывозят. Понятно, организм не выдерживает отравы. Ну, вот вам вроде и повезло. Жить будете плохо, но жить будете. Если клювом щёлкать не станете, а меня послушаете и тихо отсюда свалите.
Николай молча раскачивался из стороны в сторону на крохотном скрипучем диванчике. Он раскрыл рот и скривил лицо, словно от невыносимой боли, и едва слышно всхлипывал.
– Эй, браток, что с тобой? – хлопнул его Мишка.
– Не чистят… – подвывал Николай и продолжал раскачиваться. – Не чистят…. Не чистят…
– Что не чистят-то? – нахмурился Мишка.
– Улицы во дворе не чистят, – заплакал Николай. – Улицы не чистят. И в поликлинике грязь и люди грустные…
– А-а, дошло, наконец, целюлоза гидролизная. Жизнь она не в телике, а рядом. Так тебе и надо! – Мишка отошел от Николая, словно брезгуя его обществом.
Через неделю они втроем тряслись в маршрутке до города. Дед их выходил маленько, у кого-то одежду им выпросил, дал свои врачебные рекомендации и отправил восвояси.
Николай глядел в окно напряжённо и жадно, как и почти всегда теперь. Он вглядывался в тёмные широкие поля, срубленные деревья, грязные снега, в лица людей, словно видел их впервые и пытался понять, что же это такое.
На остановке к нему подсела девчонка лет пятнадцати, как и положено, крашеная в дикий цвет, в наушниках и перстнях. Николай тут же принялся рассматривать её, изучая в мельчайших подробностях. И вдруг, в тот момент, когда взгляд Николая добрался до экрана смартфона, точнее, в тот момент, когда Николай увидел на экране тот самый, до боли знакомый красный рот, брызжущий кровью и слюной на весь мир, лицо Николая исказилось ужасом.