Просвещение России. Взгляд западников и славянофилов

Тема исторического воспитания и истории как смысла развития народа получила развитие в вышеупомянутой статье Ю. Ф. Самарина в «Русской беседе» – «Два слова о народности в науке» (1856). Автор вслед за Грановским рассуждал об объективизме в истории, возможен ли он и насколько: «Легко подобрать в первоклассных творениях примеры противоположности полных, выработанных воззрений на историческое значение и характер целых племен, истекающих из сочувствий или предубеждений авторов»[273]. То есть факты одни и те же, а их понимание может быть не только различно, но противоположно!

Во всех науках, занимающихся человеком, есть такие оценки. Усовершенствования в материальном быту перенимаются просто и бесспорно. «Но не так легко обходится дело при усвоении лучшей доли умственного наследства: замкнувшаяся система просвещения принимается под условием строгой поверки самых основных ее положений <…> Фактическое постоянное участие народности в образовании самостоятельных воззрений на предмет науки, кажется, не подлежит спору»[274].

По мнению приверженцев «общечеловеческого взгляда» на историю, «историк не должен быть ни католик, ни протестант, ни француз, ни немец; он не должен принадлежать ни к какой политической партии, ни к какой политической системе; он должен быть просто историк. Пусть так! Но возможно ли это, и не предъявляем ли мы такого условия, при котором сама наука существовать не может?» Более того, «сама история, как простое записывание случившегося, уподоблялась бы ряду метеорологических наблюдений над погодой и потеряла бы достоинство науки»[275].

Самарин разделяет мысль Грановского, что нам удобнее беспристрастно оценивать чужую историю. Непричастность к истории других народов «дает возможность общечеловеческому воззрению постоянно расширяться и освобождать себя от тесных рамок, временно его ограничивающих <…>. Неразумное, безотчетное и преднамеренное отрицание чужого потому только, что оно чужое, при недостатке своего, при внутренней пустоте, не поведет к расширению области знания <…>. Напротив, при обилии понятий, почерпнутых из народной жизни, при богатстве внутреннего содержания, никогда пользование чужими трудами не поработит мысли»[276].

Между авторами журналов «Русский вестник» и «Русская беседа» возник спор об отношении народности к общечеловеческому просвещению. В статьях «Русской беседы» доказывалось, что общечеловеческая идея вырастает из живых народных стихий и что «народ, заимствуя у другого плоды его умственной жизни, не просто переливает их в свое сознание, а претворяет их в свое духовное существо». Полемисты «Русского вестника» не признавали органической связи общечеловеческих начал с народностями; принимали народность за форму, а идею за содержание, предполагая между формой и содержанием «механическое отношение сосуда к веществу, которым он наполнен, или места к материалам, в нем сложенным»[277]. И в наше время происходит та же борьба между приверженцами так называемого «общечеловеческого» и адептами приоритета «национального».

У С. П. Шевырева были свои представления об историческом воспитании народа. Он отмечал, что Россия в первый период существования воспитывалась Церковью, а во второй (после Петра) – правительством[278]. В Киевской Руси «наука Запада в том виде, как она тогда процветала, была усвоена древней Россией, можно сказать, даже более, нежели наука, нам современная, теперь усвоена нами; но предки наши употребляли ее как орудие на защиту веры». «Литература <…> воспитывала его (народ. – Л. Б.) целыми веками, перешла в его представления, в дух его жизни; отнимаемая у него влиянием чуждым, не покинула его до сих пор и составляет любой предмет занятий грамотной его части, тему бесед его, источник прений»[279].

Взгляд А. И. Герцена на историческое воспитание народов с полным основанием может быть признан эклектичным. В разные моменты своей жизни он обращался к разным источникам развития народов и стран.