Читаем Просветительские идеи и революционный процесс в Северной Америке полностью

Конституция 1787 г., как известно, изначально не содержала Билля о правах. 20 августа предложение о создании Билля о правах внес Ч. Пинкни (Юж. Каролина), но его никто не поддержал[900]. Он же разработал соответствующий набросок в комитете деталей. Когда окончательный вариант Конституции был уже готов, с предложением дополнить его Биллем о правах выступил Дж. Мейсон. Он доказывал утомленным коллегам, что проект можно набросать за несколько часов, используя в качестве образца виргинскую декларацию прав (автором которой был сам Мейсон). Виргинца поддержал Э. Джерри, но Конвент отказался обсуждать их предложение. Для советских историков отсутствие Билля о правах — показатель консервативного характера конституции[901]. Американские исследователи подчеркивают, как правило, что Билль о правах мог казаться «отцам-основателям» излишним: права граждан в достаточной мере гарантировались декларациями прав штатов и системой сдержек и противовесов на федеральном уровне[902]. В любом случае, отдельные гарантии прав и свобод были инкорпорированы в сам текст конституции. Речь идет о гарантиях Habeas Corpus Act, запрете принимать билли об опале[903] и законы ex post facto, т. е. имеющие обратную силу. Не допускается введение прямых налогов иначе, как на основе переписи, и введение пошлин в отношении торговли между штатами. Нельзя предоставлять преимущества портам одного штата в ущерб другим (ст. I, разд. 9). Гамильтон, сделав обзор данного раздела, удовлетворенно заключал: «Выслушав все заявления, мы можем заключить: сама Конституция в любом рациональном смысле и для любых полезных целей является Биллем о правах»[904].

Однако здесь позиция федералистов была крайне уязвима. Их оппоненты опирались на естественно-правовую теорию, с самого начала заложенную в основу американской революционной идеологии. В 1780-х гг. идея естественного права казалась большинству американцев неоспоримой. Преподобный Сэмюэль Купер в своей проповеди констатировал: «Мы действительно не нуждаемся в том, чтобы особое откровение с небес научило нас, что люди рождаются равными и свободными»[905]. Столь же бесспорной казалась склонность любого правительства вырождаться в тиранию. Джефферсон предупреждал: «Естественный ход вещей таков, что свобода идет на уступки, а правительство всегда наступает»[906]. И если «полисный» дискурс антифедералистов восходит к классическому республиканизму, то в вопросе о правах человека они ближе к современным либеральным и либертарным концепциям. Античность и вслед за ней классический республиканизм не проявляли особенной заботы о неотъемлемых правах личности[907]. Между тем, Дж. Ф. Мерсер противопоставлял «права сообщества» «правам индивида». Он заявлял: «Билль о правах — это перечисление тех условий, на которых жители какой-либо империи согласились одобрить общественный договор… Никакая власть… как бы она ни была организована, не должна отправляться таким образом, чтобы нарушить или умалить эти их естественные права — не принадлежащие обществу, но сохраненные каждым его членом»[908]. Э. Джерри критиковал Конституцию за то, что она не содержала соответствующих гарантий[909]. Дж. Мейсон связывал либеральное недоверие к федеральному правительству с его чрезмерными для республики размерами: «Правительству, которое по самой своей природе не может быть эффективным, не следует доверять никаких полномочий, кроме абсолютно необходимых»[910].

Между тем было очевидно, что при заключении общественного договора невозможно сохранить весь объем прав, каким предположительно пользовался индивид в естественном состоянии. Бостонский антифедералист «Ян де Витт» рассуждал: «Народ, вступая в общество, отказывается от такой части своих естественных прав, которая необходима для существования этого общества. Они так драгоценны сами по себе, что с ними никогда бы не расстались, если бы этого не требовало сохранение их остатка»[911]. Ту же аргументацию развивал «Старый виг» в Филадельфии: «Уступить столько, сколько необходимо для целей управления, и сохранить все сверх того, что необходимо, — вот великая цель, которая должна быть достигнута, если возможно, при образовании Конституции»[912].

Перейти на страницу:

Похожие книги

1937. Главный миф XX века
1937. Главный миф XX века

«Страшный 1937 год», «Большой террор», «ужасы ГУЛАГа», «сто миллионов погибших», «преступление века»…Этот демонизированный образ «проклятой сталинской эпохи» усиленно навязывается общественному сознанию вот уже более полувека. Этот черный миф отравляет умы и сердца. Эта тема до сих пор раскалывает российское общество – на тех, кто безоговорочно осуждает «сталинские репрессии», и тех, кто ищет им если не оправдание, то объяснение.Данная книга – попытка разобраться в проблеме Большого террора объективно и беспристрастно, не прибегая к ритуальным проклятиям, избегая идеологических штампов, не впадая в истерику, опираясь не на эмоции, слухи и домыслы, а на документы и факты.Ранее книга выходила под названием «Сталинские репрессии». Великая ложь XX века»

Дмитрий Юрьевич Лысков

Политика / Образование и наука
Политическое цунами
Политическое цунами

В монографии авторского коллектива под руководством Сергея Кургиняна рассматриваются, в историческом контексте и с привлечением широкого фактологического материала, социально-экономические, политические и концептуально-проектные основания беспрецедентной волны «революционных эксцессов» 2011 года в Северной Африке и на Ближнем Востоке.Анализируются внутренние и внешние конфликтные процессы и другие неявные «пружины», определившие возникновение указанных «революционных эксцессов». А также возможные сценарии развития этих эксцессов как в отношении страновых и региональных перспектив, так и с точки зрения их влияния на будущее глобальное мироустройство.

авторов Коллектив , Анна Евгеньевна Кудинова , Владимир Владимирович Новиков , Мария Викторовна Подкопаева , Под редакцией Сергея Кургиняна , Сергей Ервандович Кургинян

Политика / Образование и наука