Здесь-то и коренился мучивший антифедералистов страх перед излишними полномочиями правительства. Именно этот страх заставил антифедералистов Род-Айленда потребовать гарантий того, «что существуют определенные естественные права, которых люди, заключая общественный договор, не могут лишить свое потомство, — к числу которых относятся пользование жизнью и свободой, а также средства приобретения, обладания и защиты собственности, стремление к счастью и безопасности и обретение их»[913]
. В том виде, в каком федеральная Конституция была представлена на ратификацию, она этого не гарантировала. «Аделос» из Нью-Гэмпшира подытоживал: «Мы допускаем, что свобода и справедливость являются естественными правами каждого человека, рожденного в этом мире; но если мы голосуем за эту [Конституцию], мы голосуем за то, чтобы отнять эти права и превратить свободу человечества в посмешище»[914].Означало ли отсутствие Билля о правах, что федералисты были принципиальными противниками естественно-правовой теории? Некоторые из них — да. Это касается, например, Фишера Эймса. Свобода человека в естественном состоянии, по мнению Эймса, — фикция. Он писал: «Несчастный дикарь вечно рискует, что ему размозжат голову из-за горсти желудей или что его сожрут дикие звери. Он раб своих желаний и страхов. Не существует иной свободы, кроме гражданской». Поэтому говорить о том, что люди заключают общественный договор и расстаются с частью естественной свободы, по выражению Эймса, «неосторожно»[915]
. Но в целом для федералистов такая позиция нехарактерна. Мэдисон заявлял, что всегда был настроен в пользу Билля о правах, хотя и не считал его отсутствие в Конституции 1787 г. критичным. Он приводил несколько аргументов в защиту своей позиции: добиться соблюдения некоторых прав будет невозможно, как, например, свободы совести, которая в Новой Англии не распространялась на евреев, мусульман, атеистов; полномочия федерального правительства ограничены, так что оно волей-неволей будет уважать свободу народа; любой билль о правах неэффективен, если расходится с мнением большинства[916]. Похожую риторику федералисты использовали во время ратификационной кампании. Теофиль Парсонс в Массачусетсе ссылался на ограниченные полномочия Конгресса: «Есть ли хоть одно естественное право, которым мы пользуемся, неконтролируемое нашим собственным законодательным органом, которое Конгресс может нарушить? Ни одного. Есть ли хоть одно политическое право, закрепленное за нами нашей конституцией, защищенное против попыток нашего собственного законодательного органа, которого мы лишены этой Конституцией? Ни одного, насколько я помню»[917].Весьма характерен для федералистов и этатистский дискурс. Исходная посылка была та же, что и антифедералистов: при заключении общественного договора отказ от части естественных прав неизбежен. Выступая на пенсильванском ратификационном конвенте, Уилсон рассуждал следующим образом: «Но состояние сообщества не может поддерживаться долго или счастливо без некоторого ограничения граждан. Это верно, что в естественном состоянии любой индивид может действовать бесконтрольно по отношению к другим; но также верно и то, что в таком состоянии каждый другой индивид может действовать бесконтрольно по отношению к нему. Среди этой всеобщей независимости раздоры и вражда между членами общества были бы многочисленны и неуправляемы. Следствием этого было бы то, что каждый член общества в таком естественном состоянии пользовался бы меньшей свободой и страдал бы от больших нарушений, чем в регулируемом обществе»[918]
. Из этого следовал логический вывод: хотя правительство может стать тираническим, без него свобода невозможна. Государство понималось как потенциальный гарант прав индивида. Виргинец Эдмунд Пендлтон ссылался на авторитет великих просветителей: «Что касается вопроса о правительстве, то достойный делегат [м-р Генри] и я расходимся во мнениях на пороге. Я считаю, что правительство должно защищать свободу. Он полагает, что американский дух вполне достаточен для этой цели. Что скажут самые уважаемые писатели — Монтескье, Локк, Сидней, Гаррингтон и т. д.? Они не представили нам ничего подобного. Они должным образом исключают из своей системы всю суровость жестоких наказаний, таких как пытки, инквизиция и тому подобное, шокирующих человеческую природу и рассчитанных только на принуждение к господству тиранов над рабами. Но они рекомендуют сделать связи правительства прочными и строгое исполнение законов более необходимым, чем в монархии, чтобы сохранить ту добродетель, которую все они объявляют опорой, на коей должны покоиться правительство и свобода»[919].Впрочем, как известно, федералисты уступили. Уже в 1789 г. Конгресс приступил к обсуждению первых поправок к Конституции, которые и составили Билль о правах (он был ратифицирован в 1791 г.).