В итоговом Билле о правах естественно-правовая теория не выражена эксплицитно. Тем не менее, о ней напоминает IX поправка: «Перечисление в Конституции определенных прав не должно толковаться как отрицание или умаление других прав, сохраняемых за народом». «Другие права», не упомянутые прямо в Конституции, существуют потому, что происхождение права связано не с конституционным документом, а с человеческой природой. Здесь Конституция перекликается с известными словами Декларации независимости: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами…»[920]
Первая поправка, представленная Конгрессу Мэдисоном, предусматривала гарантии жизни, свободы, собственности граждан, их стремления к счастью и безопасности[921]
. Здесь звучала давно знакомая локковская триада, в том отредактированном виде, в каком она была вписана в Декларацию независимости, а затем в декларации прав штатов. Эту поправку предлагала ввести Виргиния — родной штат Мэдисона. Ньюйоркцы предпочли более точное воспроизведение текста Декларации независимости: «пользование жизнью, свободой и стремлением к счастью»[922]. Однако ни одна из этих красивых формулировок в итоговом документе так и не появилась.Еще одно право, предусмотренное в мэдисоновской первой поправке: «Народ имеет неоспоримое, неотчуждаемое и нерушимое право реформировать или сменить свое правительство, когда бы оно ни было найдено противоречащим или не соответствующим целям своего создания»[923]
. Право на восстание, подразумевающееся здесь, неоднократно обсуждалось во время ратификационной кампании. Джефферсон рассуждал: «Какая страна сможет сохранить свои свободы, если ее правители время от времени не получают предупреждения о том, что ее народ продолжает сохранять дух сопротивления? Пусть люди берутся за оружие»[924]. Антифедералисты Виргинии и Нью-Йорка требовали внести в Конституцию соответствующие поправки. Виргинцы при этом считали необходимым указать, «что учение о непротивлении произволу власти и угнетению есть абсурдно рабское и разрушительное для блага и счастья человечества»[925].Федералисты также не были сторонниками пассивного повиновения. Очевидно, что, будучи сами продуктом революции, они не могли отрицать право на восстание. Джон Джей, например, заявлял что «не только необходимо для благополучия общества, но и является долгом каждого человека противостоять всем, кто… злоупотребляет полномочиями правительства с целью погубить счастье и свободу народа»[926]
. Однако в то же время федералисты считали, что восстания не должны возникать по незначительным поводам и что их следует отличать от локальных мятежей. Именно от последних защищает США «гарантирующая клаузула», которая, помимо прочего, обещает отдельным штатам помощь федеральных властей в случае «беспорядков» (ст. IV, разд. 4). Гамильтон в «Федералисте № 28» описывал вполне законное в его глазах народное восстание, возникающее в случае, «если представители народа предадут своих избирателей» и если других средств противодействия не остается[927]. Мэдисон пояснял: «В моем понимании суверенитет народа заключается в том, что народ может изменить Конституцию, когда пожелает. Но пока Конституция существует, народ должен подчиняться ее велениям»[928]. В понимании федералистов, угроза сопротивления должна удерживать правительство от тиранических мер. Пенсильванец Пелатия Уэбстер напоминал: «Конгресс никогда не сможет заполучить больше власти, чем народ пожелает ему дать, не сможет и удерживать ее дольше, чем народ ему позволит. Ибо если он присвоит себе тиранические полномочия и без согласия народа станет покушаться на свободу, то депутаты вскоре расплатятся за свою дерзость позором и бесчестием, а возможно, и своими головами»[929]. В любом случае, не отрицая права на восстание, «отцы-основатели» не сочли нужным вписать его в Билль о правах.Среди важнейших прав человека «отцы-основатели» числили свободу слова и печати, свободу совести, свободу собраний. «Salem Mercury» беспокоилась: «Система Конвента (т. е. Конституция. —