Просветленные не берут кредитов

Шагнув вперед, я посмотрел вверх, туда, откуда прилетел каменюка: на одном из уступов на высоте метров в двадцать стоял голый аскет, и пряди длинных с сединой волос шевелились на ветру, точно колеблемые течением водоросли.

Как он туда попал? Это он сбросил на меня валун?

Нет, невероятно, ведь камень должен весить тонну, если не больше…

Так что, это совпадение?

Аскет поглядел на меня безо всякого выражения и покачал головой, то ли досадливо, то ли удивленно. А в следующий момент он пропал, растворился на фоне скалы, наверняка просто отступил на шаг и исчез из виду, хотя я не видел никакого движения.

Я рванул через джунгли, желая оказаться как можно дальше от скалы, откуда падают такие «подарки». Естественно, что в один момент споткнулся и полетел мордой вперед в колючие заросли.

Заработал несколько царапин на лбу и щеках и дальше пошел медленнее, выбирая, куда поставить ногу.

Меня по-прежнему трясло от пережитого, мысль о том, что я находился в шаге от смерти, заставляла ежиться и оглядываться, словно очередной камень мог упасть из чистого неба.

Брат Пон, увидев меня, тяжело дышащего и наверняка бледного как полотно, не показал удивления.

— Давай присядь, успокой дыхание, — велел он. — Потом решим, что делать.

Я протестующе замотал головой, указал на рот, намекая, что хочу говорить.

— Вот уж нет, — сказал монах непреклонно. — Дать тебе право слова сейчас? И зачем? Чтобы услышать кучу глупостей?

Я гневно засопел, но послушно уселся на землю и попытался отстраниться от страха и прочих эмоций: да, вот ощущение смерзшегося комка в животе, вот мысль о том, чем я мог досадить тому лохматому, удивление по поводу того, как он скинул на меня огромный валун и потом исчез.

И это все не мое, это все не я.

В какой-то момент я осознал, что дышу более-менее ровно, а нервная дрожь прошла.

— Вот хорошо, — одобрил брат Пон. — Теперь объясняй. Без слов.

Я возмущенно посмотрел на него и пошевелил губами — как же так, почему мне нельзя говорить в тот момент, когда это больше всего на свете нужно… а к тому же я успокоился!

Ну, почти…

— Ты привык в любой затруднительной ситуации обращаться к словам, — сказал монах. — Не ты один, любой средний человек опирается на эти костыли из звуков даже когда не надо. Воспользоваться ими сейчас — значит пойти по накатанной дорожке, подпитать новой энергией тот шаблон поведения, что висит на тебе как мешок песка. Хочешь?

Нет, этого я не желал, но в то же время сомневался, что смогу рассказать о произошедшем без слов, с помощью жестов или рисуя палочкой на земле картинки. Хотя последняя идея не так уж и плоха!

Я огляделся, подхватил лежавшую неподалеку сухую ветку, провел одну линию, другую, третью. К счастью, меж камней, лежавших у входа в нашу пещеру, нашелся участок достаточно мягкой почвы.

— Не зря я тогда тебя с бхавачакрой мучил! — заявил брат Пон со смехом. — Понравилось!

Скалу я изобразил без особых проблем, как и уступ, и стоящего на нем лохматого человечка. Нарисовав второго, у подножия, я указал на него, а затем выразительно ткнул пальцем себе в грудь.

— Понятно, это ты, — глаза монаха искрились весельем. — А вверху… Ага, волосы… Один из наших хозяев?

Валун я поместил в воздухе, рядом с уступом, потом обозначил от него стрелку вниз и закрылся руками, выпучил глаза, изображая ужас, что охватил меня в момент падения камня.

— То есть он сбросил на тебя эту штуку? — спросил брат Пон. — И не попал?

Я неистово закивал.

— Конечно, нам здесь далеко не все рады, — тут монах задумчиво огладил подбородок. — Но чтобы сделать вот такое, кто-то из местных должен был совсем выжить из ума, ведь они все до единого привержены ахимсе, ненасилию, по крайней мере на словах.

Я развел руками, потом показал на брата Пона и себя и изобразил шагающего человечка.

— Ты намекаешь, что нам пора покинуть это гостеприимное место? — уточнил он.

И вновь я затряс головой так, что заболела шея.

Желание закончить это утомительное путешествие, вернуться хотя бы в Таиланд, хоть и ослабело, но не умерло совсем.

— Увы, не пора. Да и уйти, оставив позади такую эмоциональную завязку, нельзя. Смотри, с одной стороны, то, что произошло сегодня, — это очередное напоминание о смерти, о том, что она рядом и на пустяки нет времени. С другой — это новое проявление ненависти к живым существам, все так же продолжающей отравлять твое сознание.

Я поморщился и отвел взгляд: что есть, то есть, не самые доброжелательные мысли по отношению к нашим хозяевам посещали меня вчера и сегодня не один раз, и не два, и даже не десять.

— Пока ты от нее не избавишься, нечто подобное будет иногда происходить, — проговорил брат Пон. — А чтобы ты чувствовал себя комфортнее, вспомни, как ты обходился с собаками у вата Тхам Пу.

На окраине ближней к храму деревни жила свора, относившаяся ко мне очень враждебно, и для того чтобы справиться с этой проблемой, мне пришлось освоить изощренную технику переключения восприятия — когда рычащее и лающее животное воспринимается не как единый объект, а как набор не связанных друг с другом частей.