Свора во главе с черным вожаком выскочила из зарослей и понеслась нам навстречу. Я вздрогнул, ощутив импульс немедленно обратиться в бегство, но тут же мне стало стыдно.
Я попытался отодвинуть вбок свой ужас, поглядеть на него со стороны.
И одновременно сосредоточился на черном лохматом барбосе, мысленно разбирая его на части: желтые клыки, клочья шерсти, похожей на воротник старой шубы, которую сто лет не вынимали из комода, обтрепанный хвост весь в пыли и грязи, трогательно розовый язык.
Брат Пон, шагавший немного впереди, собак не заинтересовал, словно его вовсе не было. Они ринулись на меня, и мне стоило большого труда удержать рушившийся под напором страха и злости взгляд на вожака как на сочетание кое-как пригнанных друг к другу частей.
Но я справился, не поднял ноги для пинка, не закричал, не замахнулся для удара.
И черный барбос остановился, упираясь лапами в землю, рык его отразил не столько агрессию, сколько удивление. Меня же звук оставил равнодушным, поскольку я не связал его с оскаленной пастью и сердитыми буркалами.
Самая мелкая собака затявкала, сунулась вперед, но тут же смутилась, завиляла хвостом и отступила.
— Вот так гораздо лучше, — сказал брат Пон. — Держи-держи, не упускай контроля. Осознавай, что ты делаешь…
Вожак рыкнул еще раз, смерил меня полным удивления взглядом и затрусил прочь. Следом потянулись остальные собаки, разве что рыжая с подпалинами, что в прошлый раз получила от меня по морде, задержалась.
На физиономии ее читались сомнение и разочарование.
Коротко тявкнув, пес рванул за сородичами.
— Фу… — я позволил себе выдохнуть, а затем перевел взгляд на брата Пона.
Тот без лишних слов поднял большой палец.
Во второй раз я начал работать с колесом судьбы совсем по-другому.
Для начала я потратил несколько часов на то, чтобы обдумать, что и как хочу изобразить. Прокрутил в голове каждый из символов наружного круга, примерил по нескольку вариантов на рисунки среднего и внутреннего.
И только затем взялся за один из остро заточенных колышков.
То ли рука моя стала тверже, то ли и вправду что-то во мне изменилось, но круг я начертил с первой попытки.
Вскоре явились макаки, но на этот раз я не обратил на них внимания, только огляделся, желая убедиться, что в чащобе не маячит брат Пон, неведомым образом пригнавший обезьян сюда.
Со своей бамбуковой палкой он вполне сошел бы за пастуха.
Но если монах и был причастен к нашествию вопящих, скачущих по веткам хвостатых тварей, то прятался он хорошо. В меня снова летела всякая дрянь, но я не позволял себе разозлиться или занервничать, просто ждал, когда это безобразие закончится.
Макакам развлечение быстро надоело, и они убрались прочь.
А я занялся свиньей невежества, змеей ненависти и курицей алчности…
Когда дело дошло до последней, я закрыл глаза, чтобы вспомнить, как представлял эту птицу. И с удивлением обнаружил, что вижу нечто вроде грозди светящихся виноградин или скорее лежащую на черном бархате кучку драгоценных камней — желтых, алых и зеленых.
Я моргнул, потряс головой, но видение и не подумало исчезать.
Более того, я осознал, что оно маячит и перед открытыми глазами, только вот на фоне всего прочего кажется призрачным, еле заметным, и поэтому я на него не обращал внимания.
Что это еще такое? У меня начались галлюцинации?
Но с чего?
Хотя я более месяца занимался всякими странными с общепринятой точки зрения вещами, я ощущал себя куда более психически стабильным, чем год, два или пять назад… Сильные эмоции навещали меня редко, о таких вещах, как невроз, фрустрация или бытовой скандал, я вообще забыл!
Или это признак проблем со зрением?
У окулиста я был в последний свой приезд в Россию, и тот, изучив мои глаза, сказал, что к специалисту его профиля мне можно не обращаться как минимум лет десять-пятнадцать…
Может быть, все дело в недоедании?
В скудной монашеской пище наверняка не хватает каких-то микроэлементов…
Понадобилось около часа сосредоточения на «это не я, это не мое», чтобы отогнать беспокойство. Видение не исчезло, даже не побледнело, я лишь перестал воспринимать его как источник тревоги.
Ну висит перед глазами и пусть себе висит, все равно я сделать с ним ничего не могу…
Я продолжил рисовать, но через какое-то время осознал, что слышу шепот. Назойливый, хотя и очень тихий голос донесся из зарослей за моей спиной, выглядевших недостаточно густыми, чтобы укрыть и кошку.
Но на всякий случай я встал и проверил.
Нет, никого, а шепот теперь долетает прямиком от колеса судьбы!
Точно галлюцинации, не только зрительные, а еще и слуховые.
В один момент показалось, что невидимка бормочет, едва не нависая над моим плечом. Я зажал уши, но шепот не стал тише, и я почти разобрал слова, мало похожие как на русские, так и на английские или тайские.
— Немедленно заткнись! — сказал я, не столько надеясь на то, что меня кто-то услышит, сколько желая заглушить назойливый звук. — Отвали! Ты мне не интересен! Понятно?