Просветленные не ходят на работу

Очень медленно я снял антаравасаку, к которой за время в Тхам Пу привык как ко второй коже. Натянул рубаху и шорты, и эта «униформа» фаранга показалась мне в первый момент адски неудобной, и не только потому, что я здорово похудел.

Увидев меня в таком наряде, брат Пон рассмеялся и сказал:

— А я уже и забыл, как ты выглядишь на самом деле.

— Не смешно, — мрачно буркнул я. — Я отвык от этой одежды, теперь привыкаю… Когда мне… ну, уезжать?

До последнего теплилась надежда, что он скажет «через неделю» или «оставайся».

Но монах спокойно заявил:

— Завтра. Я тебя провожу, чтобы убедиться, что ты сел в автобус.

— На первой же остановке я выпрыгну в окно и вернусь сюда, — мрачно пошутил я, но брат Пон воспринял мои слова серьезно.

— Боюсь, что ты не найдешь здесь того, что ожидаешь, — сказал он негромко, а после паузы добавил. — Когда-то давно я попытался вернуться в дом наставника после того, как он отправил меня в мир. Но обнаружил лишь древние развалины и запустение, гнездящуюся под камнями кобру и плющ, обвивший то, что осталось от стен и крыши. Понимаешь?

— Не до конца…

— Прошлое нельзя ухватить, оно лишь мираж, иллюзия, — тут брат Пон улыбнулся. — Цикл закончен, и вернуться в него не по силам даже существу, обладающему божественным могуществом. Единственное, что остается тебе, это существовать в другом цикле, в новом времени, использовать те возможности, что оно предоставляет тебе. Сожаления о былом лишь ослабляют, так что не позорь наставника, позволяя им одолеть тебя.

— Я постараюсь, — пообещал я, хотя вовсе не был уверен, что у меня получится.

— А теперь переоденься обратно и отправляйся подметать храм, — приказал монах. — До завтрашнего утра ты послушник нашего вата и не имеешь права вести себя как праздный гость-турист.

Я скривился и отправился выполнять распоряжение.

В этот последний день в Тхам Пу все валилось у меня из рук, я пару раз ронял метлу, а затем, полоща белье, едва не упустил одну из простыней. Сосредоточиться как следует я не мог, любые попытки заняться медитацией заканчивались тем, что я погружался в дремотное полусонное состояние, в котором едва осознавал поток собственных мрачных мыслей.

Что я буду делать в Паттайе, как смогу там жить? И когда вернусь сюда?

В то, что байка, рассказанная мне братом Поном, имеет отношение к реальности, я не верил — ясное дело, что это притча, озвученная с воспитательными целями, а не настоящее воспоминание.

За вечерней трапезой я задумался настолько, что застыл с чашкой риса в руках. Очнулся, только ощутив болезненный удар по плечу, от которого сустав мой онемел.

— Да, не ждал я такого, — сказал брат Пон, опуская свой бамбуковый посох. — Интересно, чему я учил тебя все это время?

Вид у него был сокрушенный, но глаза смеялись.

— Простите, — сказал я, потирая плечо. — Но я это, ну…

— Ты размышляешь о том, как будешь совмещать обычную жизнь и то, что постиг здесь?

В том, что касалось чтения чужих помыслов, брату Пону равных я не знал.

— Я не вижу твои мысли, — пояснил он. — Просто я был однажды на твоем месте. Думаешь, ты один такой уникальный со своими чувствами и переживаниями? Глупости. Люди на самом деле более-менее одинаковы, а уж в ситуациях обучения и подавно ведут себя сходным образом.

— Но как на самом деле я буду совмещать? — поинтересовался я.

— Не имею ни малейшего представления, — признался брат Пон с улыбкой. — Каждый ученик решает эту задачу сам. Могу лишь посоветовать тебе не напрягаться. Старание и упорство тут не помогут, а вот умение расслабиться и подстроиться под ситуацию может оказаться полезным… Но чего я говорю, ведь ты все-все знаешь, — погрозив мне бамбуковой палкой, он добавил: — Вот треснуть тебя надо, чтобы вспомнил!

— А когда я смогу вернуться?

— Никогда, — увидев ошеломление на моей физиономии, монах покачал головой. — Возвращение невозможно. У тебя наверняка будет возможность приехать заново.

— Но когда?

Брат Пон вздохнул:

— Не думай о будущем, забудь о нем, сосредоточься на том, что ты делаешь сейчас. Возможность для того, чтобы сделать очередной шаг на пути, лежит не в следующем месяце и не в новом году, а в этом моменте, и только в нем. Немедленно ешь свой рис. Пусть это дело станет для тебя последним в жизни, и тогда ты сможешь превратить его в ошеломляющую по силе медитацию, куда более эффективную, чем сотни часов созерцания лика Будды!

Я подумал мгновение и заработал ложкой.

— Каким окажется будущее, неведомо, поэтому нет смысла фиксироваться на нем, — продолжил монах, глядя, как я управляюсь с едой. — Сил человеку дано не так много. Расходуя ресурсы осознавания на эфемерные образы прошедшего или грядущего, ты не оставляешь ничего на то мгновение, в котором находишься сейчас, на ту единственную иллюзию, над которой мы имеем некоторую власть.

— Так настоящее — тоже иллюзия? — удивился я.

— А как же. Что такое настоящее — миг, зажатый между прошлым и будущим. Прошлое реально? Уже нет. Будущее реально? Еще нет! Как может быть реальной сущность, определяемая через две нереальные?

На это я не нашелся что сказать.