Просветленные рассказывают сказки. 9 уроков, чтобы избавиться от долгов и иллюзий и найти себя

Я поместил бан ку перед собой и уставился на цветок как на врага.

С четвертого у меня получилось более-менее, я смог глядеть на цветок, не задремывая, не позволяя мыслям захватить меня и не забывая о его красоте. Только вот красота эта стала еще ощутимее, я не просто осознавал ее, я чувствовал ее физически, как приятное теплое давление на лицо, на глаза, на мозг, на все тело!

Это было очень странно, поскольку я осознал, что именно так и воспринимал красивые вещи всю жизнь, не разумом, а словно всем существом.

– Отлично, – отметил мой прогресс брат Пон. – Теперь отталкивайся от нее… Отталкивайся… Вопрос «как» не имеет смысла, поскольку подсказать тебе я не смогу. Никто не сможет… у каждого из нас свой способ преодолеть эту границу, их много, они разные…

Как найти уродливое в столь гармоничном, изящном объекте?

Разве что в самом центре, где поблескивает нечто, похожее на глаз насекомого. Хотя нет, это скорее драгоценный камень, пусть затянутый патиной, но все равно очень красивый.

Я уставился на него так, что заболели зрачки, и тут произошло нечто странное: фасетки словно отделились друг от друга, я увидел их как набор отдельных кусочков, осколков, лежащих на черной поверхности, лишенных какой-либо привлекательности. Случилось это так неожиданно, что я вздрогнул, и все стало как обычно.

– Снова, – проговорил брат Пон. – Ты был на верном пути.

Теперь я понимал… хотя нет, не понимал, просто неким образом знал, чего именно хочу добиться, и действовал с куда большей уверенностью: сосредоточение, взгляд по лепесткам, потом в центр, чтобы воспринимать цветок целиком, периферическим зрением, а затем сделать так, чтобы он превратился из единого объекта в набор деталей, ничем не связанных помимо того, что волею случая они оказались рядом.

И ведь красивым мне кажется цветок сам по себе, а не комплект его кусочков!

В какой-то момент я перестал понимать, на что именно смотрю, сознание то ли помутилось, то ли отключилось совсем, но объект перед моими глазами не вызывал каких-либо эстетических чувств.

– Двигайся дальше, дальше, – я понимал, что слышу тихий голос брата Пона, но его слова не вызывали ни мыслей, ни эмоций, вообще ничего. – Только не напрягайся… Дальше, дальше…

Распад продолжился, теперь я воспринимал сетку из темно-синих волокон и голубую плоть цветков отдельно друг от друга – первая словно лежала на обрывках шелковистой ткани. Картина показалась мне странной и неприятной, поскольку ничего подобного я никогда в жизни не видел и словно оказался на другой планете, где течет совершенно чуждая людям жизнь.

А потом я моргнул в очередной раз и понял, что смотрю на цветок, стоящий в банке с водой, а солнце разогнало туман и понатыкало между деревьями длинных желтых столбов.

– Ощутил? – спросил брат Пон.

– Да… – сказал я потрясенно. – Это было… это было… оно… ну…

– Но сейчас цветок снова красивый? – прервал монах серию моих бессвязных восклицаний.

Я пригляделся.

Да, красота никуда не делась, не пожухла и не растворилась, но теперь я видел в ней определенный налет искусственности, вычурности, и это вызывало мысли о подделке и непонятное, хотя и слабое раздражение.

– Красивый, – буркнул я, понимая, что мне не хватает слов, чтобы выразить мысли, – только иначе…

– Так и должно быть, – брат Пон хлопнул в ладоши. – Значит, ты добился цели. Только не преисполняйся гордости – это всего лишь первый шаг, а их предстоит сделать тысячи. К созерцанию цветка ты вернешься завтра на рассвете, а сейчас поднимайся и отправляйся за водой.

Я поскреб в затылке и с унынием подумал, что завтрака сегодня мне не предложат. И это после жалкого подобия ужина, доставшегося мне вчера?

* * *

К разговору об абсолютных качествах мы вернулись в разгар дня, когда я меньше всего этого ожидал.

Святилище Тхам Пу не поражало роскошью, как некоторые храмы Бангкока, и статуя Будды не могла похвастаться золочением – простое изваяние, грубо высеченное из камня. Но зато внутри прохлада властвовала даже в самый зной, поэтому мы сидели там, а не снаружи.

– Продолжим, – сказал брат Пон, и я непонимающе посмотрел на него.

– Ты думал, это все? – монах усмехнулся. – Когда красивое становится уродливым? А наоборот?

Я вздохнул.

Теперь я видел в красоте налет искусственности, и это вызывало мысли о подделке.

Вторая банка, предъявленная мне братом Поном, мало отличалась от первой, вот только в ней не было воды, а на дне свернулась в кольцо самая отвратительная многоножка, которую я когда-либо видел. Покрытое щетинками тело, судорожно дергающиеся конечности, такие жвала, что Чужой из старого фильма позавидует.

– Ядовитая? – спросил я.

– Наверняка. Хочешь проверить? – и брат Пон наклонил банку так, будто собирался вывалить многоножку мне на колени.

Я отпрянул и едва не свалился на спину – так что пришлось опереться на руку.