Протагонист

Ты принес сервелат и велел его нарезать на бутерброды, и я достала нож, а ты, стоя на четвереньках, подкручивал ножки, а я вдруг представила, как этот стол падает на тебя и…

И я сказала.

Ты замер, выбрался из-под стола, спросил: «Серьезно?», а я кивнула, и ты, не вставая с колен, прижался к моему животу – и так тихо и страшно произнес: «Теперь ты никуда от меня не денешься», а я всё еще сжимала нож в руке и думала: вдруг ты это нарочно, чтобы мне не было куда деться, но я не спросила, а ты бы и не ответил, так ведь, Костя?

Свадьбу наметили на апрель, хоть по мне спешить было незачем. Настояла мама: боялась, что живот заметят, да толку-то – Костя и так растрещал на всю округу, что ждет наследника.

Один шустрый сперматозоид – и вот ты уже назначаешь в наследство свою фамилию, свое имя, не оставляя матери права выбора.

– Никитой будет. Как батя мой.

Тем временем матушка с удовольствием примеряла свой излюбленный наряд из романа XIX века: вышивала имя на пеленках, собирала мне приданое и волновалась, что́ скажет тетя Маша с первого этажа. Мама подбирала мой свадебный наряд от комбинации до ридикюля. Мама составляла список гостей. Мама названивала каждому, чтобы донести, с каким размахом ее Агнюша выходит замуж. Мама отбирала конкурсы к выкупу невесты, свадебное меню и песенный репертуар. Мама подбила Костю на венчание.

Я подала голос лишь однажды, сказав, что банкет будет в «Сказке» – единственном месте, которое способно пережить нашествие дружков Кости, не превратившись в «Баттерфляй». Мама пыталась образумить меня через Костю, а я напомнила о своем золотом характере, молча сняв кольцо.

Костя кивнул:

– Делай как хочешь. Твой праздник.

Я засмеялась, а он нахмурился.

В утро перед свадьбой, когда меня уже обрядили в платье и раскрасили как куклу Синди, я сидела перед трюмо и пялилась в отражение, не узнавая себя.

– Цирк какой-то.

Схватила помаду, мазнула искусанные губы, затем выкрутила стик на полную и принялась обводить их, уходя всё дальше от контура, вжала красное в кончик носа, помада сломалась – едва успела поймать обломок, раздавила его между ладонями, опустила в них лицо, уже чувствуя, как сердце пропускает удар за ударом, сводит пальцы и перехватывает дыхание…

– Агния! – мама стояла у двери.

Я испугалась, содрала фату и бросилась ей же вытирать руки и лицо, размазывая остатки макияжа, пока мама не отобрала фату и не увела меня в ванную.

Накрасив меня заново, она клюнула в макушку:

– Какая же ты у меня красивая, как…

– На заклание.

Мама поморщилась.

– Как принцесса. И свадьба у тебя, как у принцессы. Фату жалко-то как…

Она расстроенно разглядывала бурые разводы, а я, отгороженная от нее тафтой, пробормотала:

– Мама, он меня… Костя меня… Костя…

Фата резко натянулась и тут же опустилась.

Мама сказала:

– Гости ждут.

Я облокотилась о дверь, чувствуя, что вот-вот упаду, а мама вдруг вцепилась мне в плечо и зашептала быстро-быстро:

– Ты что думаешь, была у меня любовь, а толку с нее? Костя ведь порядочный, женится. Он позаботится. Такой за семью порвет, я же вижу. Держись его. Всё у вас будет.

Бабушка, бабушка, зачем мама отправляет дочку в лес?

Она сговорилась с волком, внученька.

Что ж, тете Маше было что рассказать своим кумушкам у подъезда про нашу свадьбу.

Все наклюкались в первый же час, и

вот к микрофону уже рвутся дружки Кости

вот нам в сотый раз орут всё более похабное «Горько!»

вот незнакомые мужики хлопают меня по животу

вот уже сам Костя орет: «За сына!»

вот один из его дружков говорит:

– Кощей, а у нас для тебя подарок!

вот включается музыка

К нам приехал, к нам приехал…

вот открываются двери

вот в зал входит

вот

вот

вот

вот и Бес.

Костик восторженно вопит и бросается Бесу навстречу.

Костик обнимает Беса.

Костик поднимает за Беса тост.

Костик тащит Беса ко мне.

Я сжимаю бокал с водой так, что он едва не трескается.

– Жена моя, знакомься.

Бес мазнул по мне ленивым взглядом, так, что я на мгновение поверила: раскраска сделала свое дело, он меня не узнал. Бес положил мне руку на талию и взял микрофон. Толкнув речь о нерушимости братских уз, он презентовал нам квартиру, засунув ключи мне в корсаж, и, пока все хлопали, наклонился к моему уху и прошипел:

– Я тебя, черномазая, на ремни пущу.

Я вырвалась и убежала в туалет, где меня долго и протяжно рвало. Остаток вечера сидела, едва дыша, наблюдая за остальными, как сквозь пелену. Костя поднимал один тост за другим, так что в скором времени свадьба стала напоминать ратное поле со сваленными в кучу телами. Откуда-то нагнали шалав, притащили ресторанного певца Малину (кажется, вытащив прямо из постели), и он проблеял в микрофон про братков, у которых всё схвачено надежно.

Мама испуганно моргала, и в другое время я могла бы ее даже пожалеть, но только не сегодня. Наконец, она заявила, что в жизни такого непотребства не видала, и удалилась с видом королевы в изгнании.

Я по праву единственной трезвой осталась присматривать за сбродом.

Бес больше не объявлялся, и это скорее пугало, чем обнадеживало.