И все три часа, сука, сорок три минуты у меня играло радио, где люди заказывали родным и близким песни, а я думала, что, будь мы в нашем родном городе, я бы не постеснялась заказать своего родного и близкого, я заказала бы тебя, заказала бы без всяких сожалений, и я уже видела, как ты выходишь из подъезда, еще ничего не подозревая, делаешь пару шагов, а с крыши соседнего дома летит пуля, разбивает лобную кость, и вот ты повержен, ты падаешь на асфальт, а она визжит, размазывая сопли по своему некрасивому прелюбодейскому лицу, а я стою на похоронах, я вдова, Вдовина, не Буянова, прячу свое красивое вдовье лицо в платок, чтобы никто не разглядел улыбку, но вот где-то сзади она, маячит, подвывает, вот уж нет, так не пойдет, а почему бы не заказать вас обоих, а зачем заказывать, вы же никого не ждете, я могла бы подняться, позвонить в дверь, взять со стола нож, нож, которым я чистила картошку в канун 1993 года, нож, которым ты с легкостью вскрыл шампанское, чтобы через пару часов с той же легкостью вскрыть меня, нож, что лежал там, внизу, всё то время, что ты лежал на мне, во мне, вокруг меня, нож, который я могла бы взять с собой, прежде чем тащиться в спальню с полузнакомым полупьяным полубандитом, нож, который стоило выкинуть вперед в мужское твердое, выкинуть в ее женское, отзывчивое, влажное, не то, что мое, да? а ведь мое, меня, нас ты сделал такими, ты и сделал меня такой, убил меня, Костя, ты же убил меня в том доме, в канун 1993 года, в загсе, в церкви, убил меня, так что Агнии Вдовиной больше нет, Агния Вдовина найдена убитой на даче члена ОПГ Константина Буянова, член ОПГ Константин Буянов зарезан ножом, ищут подозреваемых, но не найдут, никто не станет подозревать Агнию не-жену, Агнию Не-Буянову, Агнию Вдовину, сбежавшую из города без паспорта, Агнию, которая сама по себе, так пусть ищут виновного, но виновен – ты сам.
ТЫ СДЕЛАЛ ЭТО СО МНОЙ ТЫ СДЕЛАЛ ЭТО СО МНОЙ ТЫ СДЕЛАЛ ЭТО ТЫ ТЫ ТЫ ТЫ
Сдавливаю руку с невидимым ножом – но вздрагиваю от резкого звука – так и не привыкла к сотовому телефону, очередной дорогой игрушке от Кости, нужной больше ему, а не мне, голос в трубке: «Дочку-то забирать будете?», и получается, что, пока есть дочка, мне ничего нельзя, но скоро будет не только дочка – и всё, что мне будет можно, это стать мудрой женщиной, как сказала бы мама, терпеливой дурой, как сказала бы бабушка, но неужели, Костик, ты не догадывался, что из этого сказала бы я? Преданная, преданная, преданная внучка, дочка, жена, мать, всеми вами преданная!
И вот я уехала, а ты всё еще был у нее, хотя прошло уже три часа сорок три минуты, и мне даже интересно, правда же, интересно, что же такого мудреного, Костя, надо делать с бабой, раз тебе не хватило трех с половиной часов?! И не надо мне говорить, что я сама велела тебе кого-то найти: ты никогда меня не слушал, ты никогда не делал, как хотела я, так с чего бы вдруг тебе слушаться теперь, когда я этого не хотела, ведь ты же знал правила, ты знал, что всё держится на том, что я согласилась быть твоей, потому что ты меня своей сделал!
Когда я объявилась, Вероника уже успела разобидеться – и, как всегда, назло мне копошилась: подолгу завязывала шнурки, лениво собирала рюкзак и нарочно роняла игрушки, так что я, вызверившись, рванула ее за руку и потащила к выходу, а она царапалась, упиралась и визжала:
– Пусти! Отстань! – И уже у машины она заорала: – Уходи! Я к папе хочу!
Зря она так сказала – потому что я сразу ее отпустила, села в машину и погнала в сторону той пятиэтажки на окраине.
И лишь когда за квартал до того самого дома меня остановил гаишник, который принялся выпрашивать взятку, я наконец поняла, что натворила, вспомнила, как бабушка вышвырнула Графа, а потом плакала, и из-за этого сама начала рыдать так, что гаишник испугался и отпустил меня, и я сразу вернулась к саду, но Вероники там уже не было, и дверь оказалась закрытой, и я уже видела, как Вероника попадает под машину, трамвай, автобус, грузовик или к маньяку, педофилу, убийце, цыганам, но тут вышел сторож и сказал, что за ребенком приехал мужчина на черном джипе.
Теперь я ехала так, что сзади сигналили машины. Встала у нашего дома, и снова сидела у подъезда, как сидела днем у того подъезда, и снова слушала радио. В который раз за это время, как будто назло мне, заиграла песня про малыша, который растет не по годам. Я положила руку на живот и зло рассмеялась. Тогда мне и пришла в голову эта шальная мысль.
Дома Костя, злой как черт, схватил меня за плечи и встряхнул.
– Что за дела? Тебя где носило, а?
«А тебя?» – хотела я заорать в ответ, но промолчала. Увидела, что Вероника смотрит мультики в гостиной, поедая мороженое, и кивнула в сторону спальни.
– Надо поговорить.