Протекционизм и коммунизм

Так мы и говорим: «Собственность не есть собственность, если я не могу обменять ее на что-нибудь или потребить сам». Позвольте же мне добавить, что право обменять столь же драгоценно, столь же социально важно, столь же характерно для собственности, что и право дать. Жаль, что в вашем труде, предназначенном исследовать собственность во всех ее аспектах, вы посвящаете целых две главы всяким дарам и дарениям, которым ничто не угрожает, и ни словом ни обмолвливаетесь об обмене, который у вас стыдливо прикрывается авторитетом законов страны.

Давайте дальше. Вот попалась страница 47:

«Первейшая собственность человека – это он сам со своими способностями. Вторая его собственность, меньше связанная с ним как живым существом, но не менее священная, это продукт реализации его способностей, который охватывает все, что именуется благами в нашем мире; общество в высшей степени заинтересовано в том, чтобы гарантировать ему, человеку, все это, ибо без такой гарантии не будет никакого труда, без труда не будет цивилизации и не будет самого необходимого, а будут нищета, разбой и варварство».

Ну что ж, сударь, поговорим, с вашего разрешения, об этом тексте.

Как и вы, я вижу собственность прежде всего в свободном распоряжении человеком самим собой, затем в распоряжении своими способностями и, наконец, в распоряжении продуктом как результатом проявления его способностей, что и доказывает, помимо всего прочего, что с определенной точки зрения свобода и собственность совпадают друг с другом.

Однако едва ли я осмелюсь сказать, как говорите вы, что собственность на продукт наших способностей менее связана, так сказать, с нашим телом, чем с самими этими способностями. В сугубо материальном ракурсе это бесспорно, но лишение человека его способностей или продукта его способностей дает одинаковый результат, который именуется рабством. Это еще одно доказательство природной идентичности свободы и собственности. Если я силой оберну весь труд какого-нибудь человека к моей выгоде, этот человек – мой раб. Он останется рабом даже в том случае, если я, предоставив ему возможность трудиться свободно, все-таки захвачу, силой или хитростью, продукт его труда. Первый вид порабощения отвратителен, второй – не так уж. Заметив, что свободный труд более интеллектуален и продуктивен, хозяева порешили: не будем узурпировать напрямую способности наших рабов, а захватим более богатый продукт их свободных способностей и назовем эту новую форму рабства красивым именем Протекция.

Вы говорите еще, что общество заинтересовано в том, чтобы гарантировать собственность. В этом я тоже согласен с вами, но иду несколько дальше вас. Если под обществом вы понимаете правительство, то я говорю, что в части, касающейся собственности, его единственная миссия – гарантировать ее неприкосновенность, а если оно пытается «уравновешивать» ее, а вовсе не гарантировать, то оно посягает на нее. Этот пункт заслуживает особого внимания и изучения.

Когда группа людей, которые не могут жить без труда и без собственности, собирают средства, чтобы оплачивать общую силу, то ясно, что они намерены трудиться и пользоваться плодами своего труда в условиях безопасности и не собираются отдавать свои способности и достояния во власть этой силы. Даже при отсутствии – некогда так и было – упорядоченного правления я не думаю, чтобы можно было оспаривать у индивидов право на защиту, то есть право защищать себя, свои способности и свое имущество.