Протекционизм и коммунизм

Норта свергают, создается новое правительство, в которое входят Бёрк, Фокс, Шеридан. В его состав Питт не включен. Через четыре месяца новая комбинация: в правительство входит Питт, и выходят Шеридан, Фокс и Бёрк. Как вы думаете, с кем Фокс вступает в коалицию? Да все с тем же Нортом! Удивительное зрелище! Сначала Фокс хотел мира, потому что правительство было воинственным. Теперь он хочет войны, потому что правительство пацифистское. Вот и получается, что война или мир служат всего-навсего средствами в парламентской стратегии.

Эта коалиция абсурдна и одиозна, но она побеждает. Питт уходит, Норт приходит. Однако личные амбиции достигли такой точки, что невозможно положить конец правительственному кризису. Он длится уже два месяца. Палаты рассылают послания, граждане направляют петиции, король в замешательстве – ничто не помогает. Депутаты, которые считают себя кандидатами в министры, не отказываются от своих притязаний. Георг III подумывает даже сбросить с себя корону, слишком тяжелую для него, и я думаю, что именно из-за всего этого его постигла жестокая болезнь. По правде сказать, есть от чего потерять голову.

На какой-то миг достигается согласие. Фокс – министр, Норт и Питт – в оппозиции. Но вот снова кризис, снова трудности. Питт побеждает и, несмотря на ярость Фокса, возглавившего другую оппозицию, удерживается на своем месте. Фокс совсем разнуздывается и сыплет грубыми ругательствами. «Я сочувствую, – отвечает ему Питт, – положению моего уважаемого оппонента, мне жаль его мучений по поводу ошибочных надежд, разрушенных иллюзий, разочарования, но я не простил бы себе, если бы такое поведение, такая всепожирающая страсть возбудили во мне иное чувство, нежели жалость. Я предупреждаю, что все эти люди не в силах вызвать во мне гнев, даже презрение».

Не буду продолжать. По правде сказать, эта история не имеет конца. Я привел известные имена, но не для того, чтобы получить постыдное удовольствие как-то опорочить этих крупных деятелей. Просто я подумал, что, ссылаясь на них, я сам буду более убедителен в моем рассказе. Если неосторожный закон позволил так низко пасть людям типа Питтов и Фоксов, то что уж говорить об Уолполах, Бёрке, Нортах?

Особенно следует заметить, что сама Англия была игрушкой и жертвой этих коалиций. Одна коалиция ведет к разорительной войне, другая к унизительному миру, третья проваливает справедливый план репараций в пользу Ирландии, предложенный Питтом. А ведь от скольких страданий, от какого стыда освободил бы этот план Англию и все человечество!

Грустное зрелище наблюдать, как эти государственные деятели вечно противоречат друг другу и занимаются неприглядными пререканиями. Четэм, находясь в оппозиции, провозглашает, что малейший признак успеха Франции в торговле есть ущерб и несчастье для Великобритании. Четэм, будучи министром, заключает мир с Францией и проповедует, что процветание какого-нибудь одного народа есть благо для всех других народов. Мы привыкли видеть в Фоксе защитника французских идей. Таким он и был, когда с нами воевал Питт. Но когда Питт заключал с нами договор 1786 г., Фокс без всяких обиняков твердил, что состояние войны естественно и нормально в отношениях между обеими странами.

К великому сожалению, такие вариации, служащие коалициям лишь в качестве стратегических маневров, всерьез принимаются народами. Они, народы, поочередно умоляют о пришествии либо мира, либо войны, что на руку сменяющим друг друга лидерам, каждый из которых быстро приобретает популярность. В этом заключается серьезная опасность коалиций.

Можно небезосновательно утверждать, что подобные маневры сильно дискредитировали себя в Англии и к ним уже в течение нескольких лет не осмеливаются прибегать тамошние государственные деятели. Это доказывает лишь то, что разрушительные последствия этих маневров раскрыли, наконец, глаза народа, который, научившись на собственном опыте, теперь отвергает их. Я хорошо знаю, что человек по природе прогрессивен, что он всегда в конце концов просвещается, если не благодаря дару предвидения, то во всяком случае благодаря приобретаемому опыту, и что любая институция, имеющая, так сказать, врожденный порок, теряет со временем способность творить зло, ибо до этого натворила слишком много зла. Так неужели нам следует создавать такую Институцию? Не надо думать, что Англия давно избавилась от такого бича. Мы видели, что она до сих пор терпит на себе его жестокие результаты.

В 1824 г., когда финансы Англии находились в почти безнадежном состоянии, ловкий министр Хаскиссон подумывал о большой реформе, которая тогда была очень непопулярна. Хаскиссону пришлось ограничиться несколькими экспериментами, чтобы подготовить и просветить общественность.