Протекционизм и коммунизм

Такие последствия пугают вас и потрясают. Представители народа, вы лучше отдадите на сожжение правую руку, чем проголосуете за столь абсурдную и анархичную организацию генеральных советов. Так как же вы поступите? Вы упрямо намереваетесь принять применительно к Национальному собранию всеуничтожающий бич, некий растворитель всего и вся, который вы с ужасом и отвращением отвергаете применительно к департаментским собраниям. Вводя статью 79, вы хотите торжественно провозгласить, что тот самый яд, который вы остерегаетесь вводить в вены страны, вы введете в самое ее сердце, в сердце всего общества.

Вы говорите: это совсем иное дело; полномочия генеральных советов весьма ограничены, дискуссии в них не имеют особого значения, политикой они не занимаются, они не дают законов стране, и в конце концов префектура не есть лакомый кусок, вызывающий вожделение.

Неужели вы не понимаете, что каждое ваше так называемое возражение только лишний раз доказывает мою правоту, светлую как ясный день? Да что там толковать! Неужели борьба будет менее ожесточенной и принесет стране меньше зла, потому что арена борьбы станет шире, поле боя и само его зрелище более видимыми, страсти более горячими, цель борьбы более заманчивой, орудия войны более мощными, более сокрушительными и более способными ввести в заблуждение великое множество людей? Если бывает досадно, когда общественность заблуждается насчет какой-нибудь проселочной дороги, то разве не досаднее в тысячу раз, когда она заблуждается в вопросах мира или войны, равновесия или банкротства, общественного порядка или анархии?

Я утверждаю, что статья 79, применяется ли она к генеральным советам или к Национальным собраниям, есть искусно организованный беспорядок, организованный по одной и той же модели, в первом случае в малом масштабе, во втором – в масштабе огромном.

Однако прервем монотонность наших рассуждений и обратимся к чужому опыту.

В Англии король (или королева) всегда выбирает своих министров из членов парламента.

Мне неизвестно, зафиксирован ли в этой стране письменно принцип разделения функций. Но я твердо знаю, что даже тень этого принципа не проявляет себя в фактах. Вся исполнительная, законодательная, судебная и даже духовная власть принадлежит и служит одному классу – олигархическому классу. И если этот класс как-то обуздывается, то делается это силой общественного мнения; кстати сказать, именно так произошло совсем недавно. А до сих пор английский народ не управлялся, а эксплуатировался, о чем свидетельствуют два миллиарда налогов и двадцать два миллиарда долгов. Если же с некоторых пор финансы страны приведены в кое-какой порядок, то так получилось отнюдь не благодаря смешению властей, а благодаря общественности, которая, даже будучи лишена конституционный средств и способов борьбы, пользуется большим влиянием, а также благодаря обыкновеннейшей осторожности эксплуататоров, которые остановились в тот самый момент, когда из-за своей алчности могли провалиться в пропасть вместе со всей нацией.

В стране, где все ветви власти суть лишь одна и одинаковая эксплуатация в пользу отдельных парламентских семейств, неудивительно, что министерские посты открыты для членов парламента. Удивительно другое, а именно, что такая ситуация установилась именно в Англии, а еще удивительнее, что подобную странную организацию хочет скопировать для себя народ, претендующий на то, чтобы управлять самим собой и притом управлять хорошо.

Как бы там ни было, какой результат получился для самой Англии?

Вряд ли читатель ждет от меня полной истории коалиций, будораживших Англию. Для этого пришлось бы рассказать обо всей конституционной истории этой страны. Но все-таки я напомню некоторые основные моменты.

Вот становится министром Уолпол. Образуется коалиция. Ею заправляют Палтени и Картерет от вигов-диссидентов (которых Уолпол не сумел пристроить тоже в качестве министров) и Уиндхем от тори; подозреваемые в якобинстве, они обречены на почетную, но бесплодную роль служить подмогой всем оппозициям.

Именно в этой коалиции первый из Питтов (после лорда Четема) начинает свою блестящую карьеру.

Поскольку во Франции якобинский дух был еще жив, это давало повод к различным комбинациям в случае враждебных проявлений с нашей стороны. Поэтому Уолпол проводит политику мира. Следовательно, оппозиция хочет проводить политику войны.

«Покончить с коррупцией, которая подчинила себе парламент и волю правительства, заменить во внешних отношениях более гордой, более достойной политикой робкую и исключительно миролюбивую политику Уолпола», – такова двуединая цель коалиции. Я предоставляю самому читателю поразмышлять о том, как называли коалиционеры Францию и как относились к ней.

Нельзя безнаказанно играть патриотическими чувствами народа, сознающего, что он сильный народ. Коалиция много и громко разговаривает с англичанами об их унизительном положении, и в конце концов они поверили в это. Они, тоже громко, призывают к войне. И война вспыхивает по поводу так называемого права на досмотр (военных кораблей и торговых судов).